В Кремле не обсуждается возможность возвращения смертной казни в России, сообщил источник "Интерфакса" в администрации президента. Депутат Госдумы от КПРФ Вадим Соловьев, член комитета Совета федерации по обороне и безопасности Александр Чекалин прокомментировали ситуацию ведущему Андрею Норкину.
Ранее глава МВД Владимир Колокольцев, комментируя убийства школьниц в Иркутске и Набережных Челнах, заявил, что не видит ничего предосудительного в смертной казни для подобного рода преступников.
–– Вы поддерживаете идею вернуть смертную казнь, хотя бы за такие крайне тяжелые преступления?
В.С.: Я хочу сказать, что наша фракция, я лично, эту идею поддерживаем и постоянно поднимаем эту проблематику. Мы говорили о ней раньше, чем ее поднял министр внутренних дел. Дело в том, что, по нашему мнению, преступники, убийцы, насильники над детьми, террористы, в результате действий которых погибли люди, особенно дети маленькие, и были надругательства над детьми, должны понимать, что за такого рода деяния они должны понести адекватное наказание.
По моему мнению, уже фактически не люди, а нелюди, которые перешли черту между человеком и зверем, поэтому общество должно иметь возможность защищаться от таких людей.
–– К нашему разговору сейчас присоединяется член комитета Совета федерации по обороне и безопасности Александр Чекалин. Александр Алексеевич, вы за возвращение смертной казни?
А.Ч.: Вы знаете, у меня двойственные чувства. Я 40 лет прослужил, из которых 25 –– "на земле" в системе органов внутренних дел. Я видел этих хищных, кровожадных, беспредельных людей, сотни раз выезжал на место происшествия, на убийства, на разбои, на грабежи, сопряженные с вооруженным нападением. Я вам скажу, что при этой двойственности я все-таки сторонник того, чтобы не торопиться с высшей мерой, посмотреть на ситуацию. Вообще говоря, проблема глобальная, мы живем без высшей меры пока только несколько лет. Вот я сослался на свою практику, я ни разу не видел, чтобы мера наказания, даже крайняя, как-либо влияла на предупреждение преступности.
Это все потом у следователей, в суде, а в момент совершения преступления почему-то этими людьми руководят какие-то другие принципы. Тем более, что нынешняя высшая мера наказания –– пожизненное заключение, как говорят в народе, хрен редьки не слаще, поэтому очень часто люди ищут конца жизни при исполнении такого наказания и не находят его, и это еще мучительнее.
Это четыре стены, это совершенно скотские, примитивные ощущения, ожидание, когда все это закончится. Потом, смотрите, на тысячу фактов нельзя исключить один факт судебной ошибки, а ведь "в одной жизни –– целый мир", как говорили мудрейшие, и это тоже фактор для того, может быть, чтобы воздержаться от такого решения.
–– Вадим Георгиевич, в ответ на аргументы, которые сейчас Александр Алексеевич озвучил, вы можете что-то сказать?
В.С.: Я хочу сказать, что Александр Алексеевич уже стал политиком и политиком федерального уровня, потому он, наверное, больше избирает политическую свою позицию. А я смотрю глазами бывшего судьи, человека, который сталкивался с этими делами.
–– Вадим Георгиевич, я прошу прощения, но я, например, в заявлении господина Чекалина как раз услышал тоже примеры из собственной прошлой работы, которая никак не была связана с политикой, наоборот, с работой правоохранительных органов. Вы в чем политику-то здесь увидели?
В.С.: Как говорится, бытие определяет сознание, а тут все-таки говорит политика.
–– Вадим Георгиевич, я тогда сразу сейчас господина Чекалина хочу спросить. Александр Алексеевич, вы согласны, что вы как политик сейчас со мной разговаривали?
А.Ч.: Не как политик. Я родом из системы МВД, 43 года прослужил. А вот мой собеседник сказал "бытие определяет сознание", я бы немножко перефразировал. Если рассуждать по его канве, то не бытие, а битье определяет сознание. Может быть, правильно, не правильно, не знаю. Давайте порассуждаем.
–– Так, хорошо, Вадим Георгиевич, продолжите тогда, пожалуйста, вашу мысль.
В.С.: Дело в том, что любая гуманность в отношении преступников, любая попытка оправдать тем, что будут судебные ошибки и так далее, оборачиваются негуманностью и тяжелейшим отношением к гражданам, которые страдают от этих преступлений, когда родственники, знакомые, друзья гибнут, дети гибнут. Количество насильственных преступлений увеличивается, как вал. Ничего хорошего от этого гуманизма и попытки посмотреть на ситуацию с этой точки зрения не будет.
Я думаю, что министр внутренних дел –– человек высокопрофессиональный, знающий истинную картину сегодня с насильственными преступлениями в стране, и именно это вызвало его такое неординарное выступление и заявление. Хотя он хорошо понимает, какое неудовольствие он может накликать на себя со стороны политиков, определяющих сегодня уголовную политику.
–– Александр Алексеевич, вам слово теперь.
А.Ч.: Я бы, знаете, без реверансов в сторону высоких руководителей здесь говорил бы. Все же мы говорим о своей точке зрения. Я приведу какой довод: посмотрите, в период отмены высшей меры наказания количество убийств не увеличилось, не возросло, а было сокращено и значительно сокращено, и других тяжких преступлений стало меньше. Возможно, это какие-то героические труды нашей правоохранительной системы. Но подтвердить этот довод статистикой сегодня невозможно.