Выставка современное искусство
В галерее "Е. К. АртБюро" открылась выставка Софьи Гавриловой и Алексея Корси с длинным названием "Кому принадлежит тень от зонтика, или Don't even think of touching my parasol!". То, как молодые художники трактуют старую, но не устаревающую тему, стало приятной неожиданностью для АННЫ ТОЛСТОВОЙ.
Прологом к выставке служат шесть повешенных в ряд снимков: пляж, зонт, большой пляжный парасоль, пара лежаков, сначала пустых, потом — с людьми и вещами, перемещающимися так, чтобы попасть в тень. Идея родилась из обыкновенной курортной истории, которую рассказывает Софья Гаврилова: пришла на пляж, заняла место под зонтом, пошла купаться, возвращается, а тень сбежала, и в сбежавшей тени нахально лежат два посторонних гражданина — уходить не собираются, потому что, как справедливо замечают граждане, тень от зонтика ему не принадлежит. Всерьез задавшись вопросами, кому принадлежит тень от зонтика, имеют ли предметы личное пространство и если да, то каковы его границы, Софья Гаврилова и Алексей Корси вышли на фундаментальную тему исследований, которая с давних пор занимает вооружившееся философией искусство. Первые результаты исследования представлены в виде инсталляции.
На стене — сильно вытянутая в длину фотография: стол, накрытый для домашней трапезы, но без еды, одни приборы. В центре комнаты — трехмерное отражение этой фотографии: тот же стол и те же приборы, только все стерильно белое, поскольку тарелки, чашки, вилки и ножи отлиты из белоснежного силикона. Сразу обнаруживаешь в них некую странность: все объекты неполноценны, недостаточны. Половинчатые чашки, бездонные, в смысле без дна, тарелки, дырявые ложки и дырявые вилки — они сливаются с белой столешницей, словно бы погружаясь в нее и частично растворяясь в ней. Можно подумать, что это отсылка к супрематическому фарфору Малевича, к революционным "получашкам", но дело несколько сложнее. Присмотревшись, замечаешь другую, еще более странную странность: тени буквально принадлежат объектам — все вещи изначально как бы вылеплены с тенями, то есть с такими скособоченными поверхностями, которые при освещении сверху непременно попадут в зону тьмы, повторяя ее очертания. О столь неотъемлемых, неотделяемых тенях могли разве что мечтать герои Шамиссо, Андерсена и Шварца, но пластическую шутку про тень от зонтика оценили бы не одни лишь романтики.
Еще Плиний Старший связывал происхождение изобразительного искусства с тенью: обведенная на стене, она якобы дала жизнь первому в истории рисунку. Этот бродячий сюжет, срифмованный с платоновским мифом о пещере и перепетый сотни раз в классической живописи, от барокко до романтизма, свидетельствовал не только о подражательном характере искусства, но и о его гносеологической неполноценности, сколько бы ни уверяла нас популярная эстетика, будто оно есть чувственное познание мира. Отражения отражений и тени теней — образы, создающиеся художниками, иллюзорны, эфемерны, обманны, а значит, весьма далеки от истины. Зыбкая тень философического презрения вечно преследовала искусство, напоминая о его родовой ущербности. Даже в осиянную солнцем разума эпоху Просвещения, когда просвещенный дилетант на досуге, отложив томик Вольтера, брал черную бумагу, ножницы и принимался вырезать силуэты. Софья Гаврилова и Алексей Корси, изготовляя слепки (то есть отражения и тени) реальности в виде фотографии и скульптуры, явно не собираются переходить на темную сторону мироздания. Напротив, они стремятся к свету истины и крепко держат тень в руках, нисколько не боясь теней истории искусства. Так что человеку в сером, обменявшему, как известно, тень Петера Шлемиля на волшебный кошелек, тут нечего делать с его теневой экономикой.