"Отверженные" британского режиссера Тома Хупера, обладателя премии "Оскар" за лучшую режиссуру ("Король говорит", 2011), получив три премии "Золотой глобус", теперь участвуют в оскаровской гонке. У фильма восемь номинаций, большинство из которых технические (грим, костюмы, декорации, песня). Что до режиссуры, то тут она намертво связана с успешным французским мюзиклом по роману Виктора Гюго, который впервые был поставлен в 1980 году и не сходил со сцены 20 лет. По сути дела, новый фильм не экранизация романа Гюго и даже вообще не кино, а перенесенная на большой экран адаптация этой музыкальной постановки — местами слезливой и бешено сентиментальной, местами громыхающей пафосом. Нужное впечатление на потрясенного зрителя "Отверженные" производят именно своим напором — кажется, что с экрана на тебя едет огромный танк с кучей поющих вживую голливудских звезд внутри, атакующий дерганым монтажом и обилием крупных планов. А на войне как на войне: тут нет места иронии и постмодернистскому ерничанью, все это пропето и снято на голубом глазу с полным напряжением связок, и в конечном итоге эта наивная искренность и подкупает.
Сюжет романа упрощен, но герои, которых мы помним с детства, все на месте: бывший каторжник Жан Вальжан (Хью Джекман) и его враг полицейский Жавер (Рассел Кроу); несчастная Фантина (Энн Хэтэуэй) и ее внебрачная дочь Козетта (Аманда Сайфред, которая играет уже взрослую Козетту, обнаружила отличную певческую выучку). Очень живописна парочка гадких, алчных и жестоких супругов Тенардье (Саша Барон Коэн и Хелена Бонем Картер), похожих на кота Базилио и лису Алису. Бонем Картер выступает в своем привычном амплуа чертовой куклы, а Барон Коэн, разряженный как чучело Майкла Джексона, выкидывает потешные коленца, клацает зубами, вращает глазами и с огоньком исполняет комические куплеты.
Фото: filmz.ru
В фильме почти нет диалогов как таковых, большинство своих реплик актерам приходится пропевать, поэтому дубляж в российской прокатной версии минимальный, и все шлягеры по-честному будут звучать в оригинале, с подложенными субтитрами. Собственно, непрерывные крупные планы поющих актеров и составляют большую часть фильма. Режиссер Хупер даже не пытается аранжировать действие на общих планах и панически избегает построения мизансцен. Он будто компенсирует на экране вечный недостаток театральной постановки, в которой лица актеров не разглядеть с галерки: так вот же они на огромном экране, глядите! Камера лишь иногда отрывается от этих поющих портретов, чтобы кокетливо взмыть вверх и показать мрачную декорацию Парижа с птичьего полета. В сценах, где общих планов никак не избежать — например, во время сражений на баррикадах,— британский оператор Денни Коэн начинает частить и судорожно крутить камерой туда-сюда, после чего сцена монтируется в мелкой нарезке, что вовсе не сообщает ей динамики, а просто не позволяет ничего толком разглядеть. Вдобавок, Хупер с Коэном питают пристрастие к самому реалистическому изображению чавкающей грязи, зловонной жижи канализации и прочей сочной фактуры, которая подчеркивает мизерабельность их чумазых персонажей, но представляет собой явный контраст с условностью остального действа. Но удивительным образом эта громоздкая и нелогичная конструкция работает, и Хупер с Коэном, атакуя зрительские рецепторы такими нестандартными способами, добиваются именно того эффекта, на который рассчитывали: в некоторых местах "Отверженных" невозможно не прослезиться. Например, когда начинающий прозревать Жавер кладет свой орден на грудь мертвого Гавроша, или в финале, когда павшие восстают, чтобы пропеть песнь свободы с баррикад. Так что зрительское удовлетворение зрелищем оказывается сродни физиологическому: хорошее кино — будто в баню сходил.