Оружие эстетического поражения

Идет фестиваль в Роттердаме

Фестиваль кино

В Роттердаме проходит 42-й международный кинофестиваль. В полифонию его сюжетов вплелись австрийский, иранский, а также русский с одесским акцентом. Из Роттердама — АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

По всему городу расклеены плакаты с диалогами из разных фильмов. Вот, к примеру. Резит: "Что случилось?" Заза: "Похоже, мы спали, раз мы проснулись". Или другой фрагмент. Дом Лин. Пекин, ночь. Лин: "Спасибо за то, что одолжил мне револьвер". Кто такие Заза, Резит и Лин — не факт, что мы узнаем к концу фестиваля: фильмов слишком много, чтобы их все пересмотреть. Но обрывки диалогов запомнятся, буквально преследуя с витрин магазинов, с обложки каталога и даже с фестивальной сумки, на которой белым по черному выведено последнее предупреждение некоего Панка: "Быстро кидай деньги в сумку, я тут с тобой не шутки шучу!"

Жаль, что среди этих диалогов не нашлось места придуманным Кирой Муратовой и ее сценаристами для "Коротких встреч", "Перемены участи", "Астенического синдрома" или новейшей картины "Вечное возвращение". Неповторимые репризы даже в переводе прозвучали бы не менее искрометно. Но здорово уже то, что Муратовой, по сути, впервые в жизни в Роттердаме организовали полную ретроспективу. Ее великие фильмы, пережившие первую оттепель, застой, перестройку и дикий капитализм, сохранили дух времени и места, но приобрели универсальный характер. Публика Роттердама, иногда плохо отличающая Украину от России, чувствительна к материи искусства и заново открывает для себя художественный мир режиссера, отрезанного от Европы целым комплексом обстоятельств — политических, географических и эстетических.

Роттердам давно взял на себя эту посредническую функцию. Еще когда Сокуров не считался никаким фестивальным фаворитом, здесь крутили его ранние фильмы на ночных сеансах — и зал был полон. Так же, как на показах экспериментальных картин Олега Ковалова и Евгения Юфита. Здесь не надо объяснять, кто такой Алексей Балабанов, и его новую ленту "Я тоже хочу" ждали верные поклонники режиссера. А Сергея Лозницу пригласили сразу в трех ипостасях — как режиссера фильма "В тумане", автора короткометражки "Письмо" (конкурс короткого метра) и члена жюри главного конкурса "Тигровые награды". Уже сегодня вечером оно объявит свои решения.

Самый молодой российский гость фестиваля — режиссер Андрей Стемпковский — приехал с картиной "Разносчик", участвующей в программе "Светлое будущее". Как и в своем дебюте "Обратное движение", режиссер ищет конфликт в криминализированной "повседневной реальности", но стремится придать ей другое измерение. Разносчика пиццы, сыгравшего роль киллера, вряд ли стоит уподоблять Раскольникову, однако влияние амбициозных образцов французского кино — от Робера Брессона до Брюно Дюмона — трудно не заметить. Столь высокий замах, впрочем, подчеркивает несовершенство драматургии: болезнь, с которой уже почти сжилось российское кино и которая мешает ему подняться на новый уровень — преодолеть броню зрительского недоверия.

Между тем фильмы других стран дают примеры блистательной штурмовой атаки с помощью нового и новейшего эстетического оружия. Все уже знают, что сегодня едва ли не лучшее кино в мире делают австрийцы. Помимо "Любви" Михаэля Ханеке есть трилогия "Рай" Ульриха Зайдля. В Роттердаме показали ее вторую часть "Рай: Вера". Она практически не требует перевода и понятна без слов. Анна-Мария истязает себя и окружающих любовью к Христу — в то время как ее прикованный к инвалидному креслу муж-мусульманин погибает в той же самой квартире от страданий и одиночества. Современная трагедия извращенной и опасной веры рассказана классически ясным, рациональным языком. Тут из песни слова не выкинешь, и даже рискованный эпизод эротической игры с распятием ложится в эту конструкцию прочно, как кирпич в стену.

А вот конкурсный австрийский фильм "Солдат Джейн" режиссера Даниэля Хосля построен как сумасшедшая фантасмагория, в которую сначала не так-то просто поверить. Уверенная в себе, дико крутая дама средних лет делает закупки в брендовом магазине, а на выходе выбрасывает их в мусорник. Не отказывая себе ни в каких удовольствиях, она задолжала €200 тыс. за квартиру, запросто садится без билета в поезд и отказывается платить штраф, а в знаковой кульминационной сцене сжигает на костре целое состояние из купюр достоинством €500. Фанни (так зовут героиню) — настоящий солдат общества консьюмеризма, холодный, бесчувственный, натренированный в секции тхэквондо и готовый к самым неожиданным подвигам. Вся вторая половина картины представляет собой лишенную единой драматической линии анархистскую эскападу Фанни на заброшенной ферме, где забивают свиней и коров. Если использовать голливудские аналогии — от "Солдата Джейн" фильм движется к "Тельме и Луизе", но при этом остается чистым продуктом европейского артхауса.

Роттердам — Мекка для фильмов, которые можно назвать безумными,— и в этом году верен себе. Всех по этой части перещеголял иранский "Трясущийся толстяк", но об иранском кино, которому здесь посвящена отдельная программа, мы расскажем в следующем репортаже. Пока же упомянем "Армию Франкенштейна" голландца Ричарда Раапхорста — трэш-хоррор о советских солдатах, набредших на секретную нацистскую лабораторию по подготовке зомби. Весь этот бред подан как фрагментарно сохранившийся архивный фильм, снятый студентом ВГИКа по заданию Сталина. Диалоги из него тоже могли бы послужить визуальной рекламой фестиваля: "Вери гуд, Серега, вери гуд".

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...