Фестиваль кино
Искусство ищет героев не только среди вождей, но и среди "неправильных" персонажей. В том, что архивное кино не является исключением, на фестивале "Белые столбы" убеждается специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ МОКРОУСОВ.
"Белые столбы", как и многие фестивали на свете, выглядят собранием разрозненных сюжетов. Объединяет их одно: почти все показываемое хранится в архивах и труднодоступно зрителю. А что-то не видели даже специалисты. К числу редких лент относится франко-немецкий "Белый дьявол" (1929). Эта вольная экранизация "Хаджи-Мурата" вполне может быть названа и русской: ее ставил Александр Волков, в главной роли сверкал глазами Иван Мозжухин. С императором Николаем I он борется за любимую женщину. Цена победы — собственная смерть.
На закрытии фестиваля покажут и считавшийся пропавшим "Афганистан" классика документального кино Владимира Ерофеева (1928). Фильм, обнаруженный в Национальном киноархиве в Праге, смотрится как приключенческий. Его сняли в стране, куда прежде люди с кинокамерой не допускались. Кабул, Мазари-Шариф, Кандагар — для человека с советским опытом эти названия связаны с последней войной в истории СССР, но после революции они звучали иначе — экзотика и культура, неожиданная этнография и соседство религий... В "Афганистане" запечатлены знаменитые, в 38 и 55 м высотой, статуи Будды, взорванные талибами в 2001 году. Впрочем, Ерофеев не только восхищается стариной — его радуют техника, индустриализация.
К столетию Вивьен Ли показали английское "Мрачное путешествие" (1937). Вроде бы чистый шпионский детектив, но ни Ли, ни играющий вместе с ней Конрад Фейдт не спасают ленту от схематизма. Приближалась война, пропагандистские задачи постановщика были очевидны.
Жанр не спасает, спасает прием, он всегда интереснее жанра. Это доказывает программа о "коллаже в кино". В нее вошли "Артисты под куполом цирка: беспомощны" (1968) немецкого классика Александра Клюге и "Пастух и царь" Александра Ледащева (1934). 80 лет для киноязыка — огромный срок, но работа Ледащева и сегодня кажется яркой. Судьба пастуха (Николай Баталов), ставшего красным командиром, рассказана с использованием подлинных съемок Николая II и Керенского, Колчака и Ворошилова. Есть и Ленин, а вот Сталина мало: в годы гражданской войны его почти не снимали. Из положения вышли, показав вместо хроники картину Михаила Авилова "Приезд тов. Сталина в Первую конную армию. Новый Оскол. 1919 г.".
В начале 30-х агитматериала было еще немного — то же полотно о приезде в Первую конную можно увидеть и в "Карнавале цветов" Николая Экка, первом советском цветном фильме, снятом в 1935 году. Сейчас киножурнал ("ревю", говорили авторы) отреставрировали путем прямого сканирования негатива. Здесь и произведения советского искусства, и парады на Красной площади, и частушки, и фильм о Грузии.
История и практика пропаганды оказались сквозной темой нынешнего фестиваля. Ее механизм мало меняется с годами, непринципиально отличается он и от страны к стране. Близки даже лозунги, меняется лишь овал лица у вождя. Другое дело — "неформатные" персонажи. Об одном из них рассказывает фильм Джанкарло Бокки "Бунтарь. Гуидо Пичелли. Неудобный герой" (2011). Это биография типичного романтика века. Сын кучера, Пичелли учился на часовщика, но стал профессиональным военным. Он мог сделать карьеру в Италии Муссолини, но придерживался левых взглядов. В историю вошел тем, что организовал в 1922-м забастовку в Парме и не дал чернорубашечникам ее разгромить. После эмиграции Пичелли оказался во Франции, затем в СССР (Бокка использует материалы, найденные в Госфильмофонде). В военную академию Пичелли не приняли, отправили подмастерьем на шарикоподшипниковый завод имени Кагановича. Живший в Москве Тольятти не очень ему доверял: пугала самостоятельность мышления.
В итоге Пичелли попал в Испанию, где сражался против Франко в бригаде троцкистов, а затем командовал интербригадовцами. Эйснер доверял ему, хотя имел ясное указание избегать раскаявшихся троцкистов. После гибели Пичелли в бою под Мадридом интербригадовцы ходатайствовали о награждении его орденом Ленина. Воспротивились "московские итальянцы": как аргумент они приводили "неустойчивые" политические взгляды офицера.
Фильм, сделанный на материале десятков киноархивов, разбросанных по всему миру, напоминает о судьбе одиночки в эпоху войны идеологий. В ситуации, когда троцкизм оказался погребен сталинизмом, ни личное мужество, ни самостоятельность мышления уже не имели значения. В историческую справедливость верят не все. Но есть архивы, где хранят материалы о тех, кого предварительно считают неудачниками, и тех, кто сам себе кажется бессмертным. Часто они оказываются на одной полке.