Поездка, впрочем, была кстати во всех смыслах. Во-первых, глядя на приобщившегося римских доблестей Б. Н. Ельцина, представители разгоняемых союзных структур могут приветствовать его традиционно — словами ave caesar, imperator, morituri te salutant. Во-вторых, посмотрев с Капитолия на все, что осталось от Римской империи, т. е. на живописные развалины Римского форума, российский вождь может утешить даже таких горячих приверженцев бывшего Союза, как В. И. Алксниса и В. В. Жириновского — "все, дескать, империи погибают, не мы первые, не мы последние".
Ну и наконец, вдохновившись обликом римских инсигний — победоносными орлами, Б. Н. Ельцин осчастливит Россию орлом двуглавым. Правда, печальное предсказание Ъ сбылось, и на эскизах демократических герольдмейстров двуглавый орел предстает без корон, державы и скипетра в напророченном облике чернобыльского бройлера. Основное же требование, предъявленное Г. Э. Бурбулисом к облику птицы, — это максимально кроткий и добродушный вид. С одной стороны, требование естественно, ибо соседи России приучены к бдительности, и если что, так не преминут сказать: "Ах, орлуша, орлуша, большая ты стерва!" В этом смысле благодушный вид не помешает. С другой стороны, орел — все-таки живность хищная, и как должен выглядеть благодушный хищник, никто не знает. А в общем, конечно, слава Богу, что решили восстановить орла — ведь если бы в российском гербе фигурировал, допустим, лев, тогда требуемой Г. Э. Бурбулисом кротости можно было бы достигнуть, разве что изобразив геральдического зверя с клоком сена в зубах.
Другая же геральдическая эмблема — алый стяг с серпом и молотом — доживает последние дни, и в ходе последнего заседания ВС СССР депутаты и репортеры дружно спрашивали припозднившихся коллег, висит ли еще красный флаг над сельсоветом, или уже все. Оно, впрочем, и с наличествующим флагом уже было все: в некогда славном изысканными яствами буфете не осталось ничего кроме нарзана, а заступившие на охрану здания демократические российские чекисты использовали старый прием мышеловки — у входящих документы порой даже и не проверяли, зато иных выходивших вон народных депутатов СССР даже активно шмонали. Все это объяснялось, впрочем, хозяйственной смекалкой нового демократического руководства и его опасениями касательно судьбы наследуемого имущества. Скорее всего, такая бдительность чрезмерна, но даже если подозрения Р. И.т Хасбулатова касательно союзных коллег и справедливы, нельзя не отметить возросшую нравственность простого народа: в феврале 17-го именно революционный народ попер из Таврического дворца все, что только было можно, — теперь за народ все спокойны, а в излишней вороватости подозревают только его избранников.
Не все, впрочем, так печально в нашей жизни. В Москве стали торговать, быть может, последним оставшимся символом нормальной жизни — рождественскими елками. Вероятно, именно поэтому исполненные бойцовского духа московские профсоюзы умилились сердцем и со словами "Розы цветут, красота, красота! Скоро увидим младенца-Христа!" отказались от намеченной на 25 декабря предупредительной забастовки против экономических новаций.