"Мы сейчас в теплой фазе"

Наталья Шергина беседует с начальником высокоширотной арктической экспедиции Владимиром Соколовым

В конце прошлого года мировые СМИ вышли с сенсационным сообщением — Россия сворачивает свои полярные станции. Так ли это, выяснял "Огонек"

Как оказалось, зачинщиком шумихи было серьезное немецкое издание Frankfurter Allgemeine, где вышел материал под скандальным заголовком "Россия прекращает "арктическую рыбалку"". В статье шла речь о том, что Россия отказывается от 75-летней исследовательской практики снаряжения высокоширотных научных экспедиций, что дрейфующая сейчас станция "Северный полюс-40" (СП-40) станет последней, что русские продолжат изучать Арктику с помощью буйков...

Когда же и кем было принято решение о принципиально новом способе работы за Полярным кругом? Кто от имени России объявил о сворачивании экспедиций? Что за чудо-приборы разработали наши ученые и конструкторы и действительно ли они смогут заменить гидрологов, метеорологов, гляциологов и других специалистов? С этими вопросами "Огонек" обратился к начальнику Высокоширотной арктической экспедиции Арктического и антарктического НИИ Росгидромета Владимиру Соколову.

— Первым делом заявляю: информация о том, что Россия может заменить полярников на какие-то буйки, смехотворна. Никто в нашей стране такого решения не принимал и никто не делал заявлений о том, что СП-40 станет последней дрейфующей научной экспедицией. Во всяком случае, мне, как основному оператору программы дрейфующих станций, ничего не известно о ее сворачивании. Арктический и антарктический научно-исследовательский институт по-прежнему отвечает за организацию проведения работ в центральной Арктике в государственных интересах. Могу предположить, что кто-то из гостей не понял, о чем шла речь на международной научной конференции "Арктика: настоящее и будущее", которая прошла в Петербурге в начале декабря прошлого года. Именно там обсуждали, как усовершенствовать наши экспедиции, в том числе с помощью современных приборов и флота. А сейчас продолжаем готовить следующую станцию.

— Удастся ли найти для СП-41 нужную льдину? В октябре 2012 года вы не скрывали: подходящее место для высадки СП-40 нашли с трудом.

— Да, у нас есть проблемы с поиском многолетних дрейфующих полей, они обсуждаются в научном сообществе, их никто не скрывает. В идеале для успешной работы экспедиции нужен старый лед, желательно более 2 метров толщиной. Такое поле может обеспечить годовую работу экспедиции. В советские времена ледовая разведка велась с помощью самолетов, летчики на Ил-14 буквально прочесывали Арктику в поисках подходящих полей. На эту задачу выделяли по 250 самолето-часов. Сегодня методы другие — ведем наблюдение за состоянием старых ледяных полей с помощью спутников. В период экспедиции на ледоколе проводим детальное изучение подходящего района с помощью вертолетной разведки. Решения принимаем только при инструментальном обследовании. Для станции СП-40 мы нашли вполне подходящее поле достаточно старого льда толщиной более 2 метров. Это нормально, тем более что в зимний период весь Арктический бассейн, за исключением Баренцева, Норвежского и Гренландского морей, пребывает в замерзшем состоянии. Разрушение льда начинается в июне.

— Норвежские ученые утверждают, что старых, десятилетних, льдов в Арктике почти не осталось. И даже льдов помоложе, трехметровых, всего 6 процентов акватории.

— Циклы колебания ледовитости в Арктике существуют, и это связано с периодами похолодания и потепления. Грубо говоря, лет 20 — холодные, лет 20 — теплые, между ними переходный период, а полный цикл — 60 лет. Мы сейчас в теплой фазе, такие же периоды были в 30-х и 50-х годах XX века, тогда тоже льды отступали. Сейчас, даже если температурный маятник планеты качнулся в другую сторону, надо помнить об огромной инерции океана. Многолетние льды нарастают не за один сезон, а за несколько лет. В общем, время подскажет, как действовать. Если к сентябрю льдина с СП-40 будет нас устраивать и если она окажется в удобном для нас месте, то мы можем вообще не снимать эту дрейфующую станцию. Примем решение о продлении ее работы по следующей подготовленной программе.

— До какой параллели отступают льды в период бурного таяния?

— "Бурное таяние" скорее эмоциональное определение, чем фактическое. Лед ломается, разрушается, причем в разные годы по-разному. В последнее время активное разрушение шло на западе, в акватории Баренцева и Карского морей. В 2007 году граница льдов поднялась до 87-й параллели, над Восточно-Сибирским морем. Ситуация была исключительная. В 2012 году площадь льдов сократилась еще больше, так значительно — впервые за всю историю наблюдений. Связано это было с аномальным развитием атмосферных процессов.

— Где вы высаживаетесь в последние годы?

— В восточных районах Арктики. Лучшее место для высадки — это район над островом Врангеля, где, к сожалению, из-за потепления со льдами стало туго. Поэтому сейчас дрейфуем в не столь уж большом удалении от побережья Канады. Там и раньше всегда были сплоченные (то есть обширные скопления подвижных, несмерзающихся льдов разного вида, тесно сгруппированных между собой.— "О") тяжелые льды, и сейчас они есть. Любые области сплоченных льдов для науки — настоящие белые пятна. Ведь мы уточняем рельеф дна Северного Ледовитого океана, делаем замеры глубин. СП-40 оборудована уникальным эхолотом с комплектом профилирования осадочного слоя, с помощью которого получаем информацию о новом подводном рельефе. Точные батиметрические данные о рельефе дна, полученные со станций, мировым сообществом востребованы абсолютно, несмотря на то что многие страны изучают арктические глубины с помощью подводных лодок. Замечу, что каждая современная дрейфующая станция приносит большой объем уникальных данных. Один день ее работы по информативности превышает год работы такой же станции в XX веке. Это наблюдения за состоянием атмосферы, газообмена, радиационными потоками, озоновым слоем, парниковыми газами. Оцениваются динамика льда и влияние на него всей климатической системы в данной точке дрейфа.

— Сколько же стоит сегодня годовая арктическая экспедиция, работа дрейфующей станции?

— Скажу коротко: государство выделяет средства. На ближайшие два года в бюджете страны средства на нашу программу заложены. Это не слишком большие деньги, так что экономим, вместо 20 посылаем 15 человек, да и рост тарифов на горюче-смазочные материалы порой обгоняет бюджетную строку. Тем не менее у нас есть снаряжение, уникальные приборы, снегоходы, все необходимое для работы.

— К вопросу о приборах: показания буйков отражены в регулярных отчетах о дрейфе станции. Это одно из технических новшеств в изучении Арктики?

— Показаниями буев мы действительно пользуемся, но не своих. То, что некоторые называют "буйками", в реальности представляют собой автоматические измерительные комплексы на базе дрейфующих инженерных сооружений. Так называемые буйки выставляют в Арктике американцы, канадцы, французы, японцы. У нас нет отечественных дрейфующих измерительных комплексов мирового уровня, наша промышленность такие приборы не выпускает. Поэтому мы работаем с зарубежными коллегами по программам дрейфующих буев, используя их технику

— Вы покупаете данные этих комплексов?

— Нет, они доступны в той или иной мере всему мировому сообществу через интернет. Потому что те программы, по которым их ставят (и мы в этом зарубежным коллегам помогаем), позволяют ими пользоваться.

— Что они измеряют?

— Есть системы, изучающие океан. Это зондирующие комплексы. Есть комплексы, измеряющие баланс льда. И есть те, которые измеряют метеорологические параметры и передают их в эфир. Существуют также комплексы, которые объединяют почти все эти функции.

— Известно, что в отчетах фигурируют также беспилотники.

— Беспилотные системы (БПЛА) у нас, к счастью, есть, в Арктике их применяем только мы, наш институт. БПЛА нужны для ледового мониторинга. С их помощью также уточняются космические снимки благодаря камерам более высокого разрешения. Кроме того, там же есть датчики, позволяющие получать профиль температуры и влажности в процессе движения аппарата,— так исследуется неоднородность в атмосфере. Хотя для получения метеорологических данных нам хватает аэростатов и зондов.

— Значит, теперь любую опасную трещину в районе дрейфа можно легко обнаружить?

— Да, причем информация — в видимом инфракрасном диапазоне. Это позволяет судить о динамике ледяного покрова не только в районе станции, но и в другом интересующем нас месте. У нас есть БПЛА легкие и тяжелые. Одни летают на удалении до 10 километров, другие до 100, а есть и такие, которые улетают за 500. Чаще всего работаем с маленькими. Большие используем для крупных исследовательских задач.

— Насколько в мире интересуются "телеграммами" с СП?

— Они очень востребованы. Мы выдаем бесплатные оперативные сводки, они доступны в рамках глобальной системы телекоммуникации. К ним относятся характеристики атмосферы, обеспечивающие полет авиации над верхушкой планеты, так называемые кросс-полярные перелеты через Северный полюс. Метеорологические данные ученых используются для составления прогнозов погоды, они очень важны, потому что дистанционные спутниковые данные не сравнимы с качеством прямых измерений, сделанных на дрейфующей станции. Но мы, конечно, делаем доступной не всю информацию, поскольку стоит она дорого.

— Как продвигается проект строительства дрейфующей платформы, о которой полярники раньше охотно рассказывали?

— Шесть лет назад Арктический институт действительно выдвинул такую идею. В тот момент разрушение и деградация арктических льдов были настолько существенными, что стало ясно: нам необходима специализированная самодвижущаяся дрейфующая ледостойкая платформа — база для дрейфующей станции. В 70-х годах прошлого века подобное судно-лаборатория у полярников было — знаменитый дизельный ледокол "Отто Шмидт". Ну а в XXI веке надо построить "ковчег" другой модификации. Даже если грядет "малый ледниковый период", хотя не все ученые разделяют этот прогноз, платформа нужна. Во-первых, она позволит улучшить условия жизни полярников, исключить риски, связанные с внезапными трещинами. Во-вторых, там можно будет разместить более тяжелые наблюдательные системы, организовать лаборатории. С базы легче совершать научные вылазки для особо чистых экспериментов. Короче, речь идет о специализированном судне высокого ледового класса, которое сможет дойти до нужного места по чистой воде, а затем дрейфовать вместе с образующимися вокруг него льдами. На такой платформе смогли бы работать 30-40 ученых. Технический проект базы был разработан в институте и поддержан Морской коллегией при правительстве Российской Федерации. Но денег из бюджета на него пока не выделено.

— Цена вопроса?

— Сегодня назвать стоимость невозможно — проект требует детальной проработки и современной оценки. Но строить платформу необходимо, учитывая приоритетную задачу присутствия нашего государства в высокоширотной Арктике. В этой связи не могу не напомнить о том, что когда мы в 90-х годах XX века из высокоширотной Арктики ушли, то наши западные коллеги быстро перестали с нами считаться. Но стоило нам 10 лет назад создать очередную дрейфующую станцию, все встало на свои места. Все поняли, что мы вернулись и сворачивать наблюдения в высокоширотной Арктике не будем. Более того, продолжим и морские, и постоянные, и сезонные ледовые экспедиции.

— Вам не обидно, что для коллег в Антарктиде построено новое научно-исследовательское судно "Академик Трешников" и там теперь работает целая флотилия, а в Арктике такой научной флотилии нет?

— В Арктике есть научно-исследовательские суда, работающие по своим программам. К примеру, "Михаил Сомов", "Профессор Молчанов", "Иван Петров", "Виктор Буйницкий". Они обеспечивают многие экспедиции, в том числе института. В высокие широты ходил и наш "Академик Федоров". С его помощью были открыты научные станции номер 34, 35, 36, 37 и 38. Кроме того, это научно-экспедиционное судно, построенное в 1987 году, спасло, обеспечило и сохранило российское присутствие в Антарктиде.

— К вам молодые люди ради Арктики еще приходят или полярная романтика уже отжила свой век?

— Романтичное время 1930-х годов и советского периода исследований ушло безвозвратно, потому что в нашем мире сейчас воцарились другие ценности. Молодежь романтику вообще не воспринимает, хотя есть из этого правила и редкие исключения. Но если уж человек зимовал во льдах не раз и не два, то для него Арктика становится образом жизни. Наши ученые отправляются в Арктику как профессионалы, это их работа.

Беседовала Наталья Шергина

Русское открытие Арктики

Вехи

Исследование Арктики — это летопись подвигов многих поколений русских мореплавателей, ученых и путешественников

1 XVI век — русские поморы совершили плавания по Северному Ледовитому океану и вдоль его берегов

2 1733 — Великая северная экспедиция по проекту Витуса Беринга. Экспедиция состояла из девяти самостоятельных отрядов, которые описали побережье Северного Ледовитого океана, открыли пролив между Азией и Америкой, нанесли на карту Камчатку, побережье Охотского моря и Южные Курильские острова

3 XIX-XX века — Российская империя продолжает изучать Арктику. Строится первый мощный ледокол "Ермак"

4 1937 — старт первой дрейфующей станции СП-1 под командованием Ивана Папанина. За 9 месяцев дрейфа полярники на льдине прошли 2500 км

5 1950 — открывается вторая по счету дрейфующая станция, СП-2, во главе с Михаилом Сомовым. Начало круглогодичных наблюдений

6 1991 — последняя советская станция СП-31 завершает свою работу

7 2003 — Россия после 12-летнего перерыва возвращается к исследованиям Арктики. Начало работы первой российской дрейфующей экспедиции СП-32

8 2012 — начало работы юбилейной полярной дрейфующей экспедиции СП-40

Дрейфующая юбилейная

Детали

Сейчас на полюсе работает полярная станция "Северный полюс — 40"

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...