Премьера опера
Большой театр продолжил детскую тему, начатую в конце прошлого года показами балета "Мойдодыр" (см. "Ъ" от 11 января), новым представлением, на сей раз симфонически-оперным. На Новой сцене прошла премьера оперы Мориса Равеля "Дитя и волшебство", к которой в виде отделенного антрактом предисловия присоединялся "Путеводитель по оркестру" Бенджамина Бриттена. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Само по себе сочетание этих названий — вовсе не гарантия того, что на афиши такого события обязательно можно будет (в фигуральном смысле, конечно) ставить цензурный штампик "6+". Появление бриттеновского "Путеводителя..." можно было бы трактовать и таким образом, что это, мол, первый отклик на большую дату (в наступившем году мир будет справлять не только 200-летие Вагнера и Верди, но и 100-летие Бриттена) и на большой вопрос, который эта дата ставит перед репертуаром отечественных театров. Что же до "Дитяти и волшебства", то, хоть это произведение и создавалось в первую очередь для самых маленьких, но все ж таки сама музыка Равеля — не совсем то же, что умильно-бодрые пьески из сборников "Советские композиторы — детям": она не сюсюкает, не притворяется проще, чем она есть, и вообще не предполагает снисходительно-небрежного к себе отношения (о чем и сам Большой, кстати, напомнил некоторое время назад, проведя концертное исполнение этого опуса).
Но на поверку сдвоенная премьера все-таки целиком разворачивается в сторону вполне четкой целевой аудитории: дети, дети и еще раз дети. В случае "Путеводителя по оркестру", по своим педагогическим задачам аналога прокофьевских "Пети и Волка", это воспринимается органичнее некуда, благо тут достигнута, кажется, просто предельная по такому случаю мера наглядности. Оркестранты, выходя по инструментальным группам, рассаживаются на сцене, пояснения чтеца, доложенные в микрофон, всем слышны, а на задник вдобавок проецируется стильно и забавно сделанная интерактивная схема рассадки симфонического оркестра. С "Дитятей и волшебством", нравоучительной сказкой-притчей о том, как взбунтовавшиеся вещи и рассерженные звери-птицы-растения-насекомые преподали урок непослушному сорванцу, получилось сложнее. В небольшой одноактной опере задействована уйма первоклассных солистов разных поколений — так, в первом составе Анна Аглатова поет Летучую мышь, Александра Кадурина — Кушетку и Белку, Ульяна Алексюк — сказочную Принцессу, Дитя, натуралистично загримированный и сыгранный мальчик-подросток, поет голосом Алины Яровой. Но переведенный на русский язык текст редко когда слышен отчетливо и разборчиво, а деликатность равелевской музыки капитулирует перед настойчиво-оглушительной зрелищностью предложенного действа.
Приглашенный из Англии режиссер (он же сценограф, он же художник по костюмам) Энтони Макдональд фантазирует напропалую: оживающий Задачник у него обряжен Эйнштейном, вылезающим из телевизора, старорежимная детская равелевских времен, с мебелью рококо и галантными пастушками на стенах, превращена в условно современную комнату, а в заключительной сцене в дополнение к внушительному параду явлений природы, выведенному в либретто, он для пущей яркости выводит еще сонмы артистов без речей, изображающих муравьев, птичек и проч. Пестровато, но границы приличного вкуса (о котором так часто забывают в спектаклях для детей, предполагая, что маленький зритель и так скушает), в общем, соблюдены. И даже компьютерному поколению, которому иной раз поди объясни, чем театр лучше мультика, вряд ли придется заскучать со всеми этими технологично и дорого сделанными превращениями, появлениями-исчезновениями и фантасмагорическими нарядами. Непонятно, словом, только одно: отчего, заполучив такую редкую (и потому наверняка кассовую, если называть вещи своими именами) для наших краев вещицу, как стопроцентно детский оперный блокбастер, Большой ограничился двумя днями показов — и возвращаться к этой премьере до конца текущего сезона пока не собирается.