Выставка живопись
В "Новом музее" проходит выставка петербургского художника Виталия Пушницкого "Точки зрения". Заявленная как некая полуретроспектива, экспозиция показалась КИРЕ ДОЛИНИНОЙ единым и очень внятным высказыванием о природе искусства как такового.
Выставляющегося много с чем и много где Виталия Пушницкого очень любят искусствоведы. Прежде всего потому, что он — образованный художник. На петербургской художественной сцене последних 20 лет такое определение можно было применить, пожалуй, только к Тимуру Новикову и Владимиру Шинкареву, но образованность, начитанность и насмотренность первого была стихийной, яростной, с любовями и ненавистями под всепоглощающей иронией истового постмодерниста, второй же до поры скрывал все это под веселой полосатой маской митьковства. Образование Пушницкого — академическое, крепкое, стабильное как хороший бетонный фундамент, серьезное донельзя. Выпускник графического факультета питерской Академии художеств, он, хоть и предал тот реализм, которому его учили, но полон классических образов, теней и духов, которые нет-нет да и выбираются наружу, оживая в работах вроде бы так крепко осевшего в современном искусстве художника.
Все выставки Пушницкого разные, но каждая как бы часть одного большого разговора. "Новый музей", прикрывшись терминологическим названием "Точки зрения", показывает еще одну главу этого романа художника с искусством. Главная новинка экспозиции — серия "Бритва Оккама": десятки старых открыток с репродукциями классических картин, на которых тонким лезвием опасной бритвы вырезаны строго геометрические "узоры". Некоторые из этих открыток уже показывались в Москве, но тут дело как раз именно в количестве — десятки ставших в руках Пушницкого трехмерными работ старых мастеров визуально складываются в своеобразный учебник истории искусства. Учебник совершенно стихийный, Пушницкий рассказывает, что эти открытки были найдены им на развале у итальянского букиниста. Тем интереснее вечная игра "отгадай автора", в которую волей или неволей втягивается зритель. Отгадать тем более сложно, потому что некоторые открытки изрезаны довольно сильно: круги, треугольники, радиальные какие-то векторы то расцветают невиданными цветами, то напоминают строгие графики. Последнее сравнение вообще-то ближе к истине — большинство разрезов есть способ анализа композиции картины, прямо отсылающий к традиционному способу обучения этому предмету в художественных вузах. Делакруа и Моне, Курбе и Леонардо, Тициан и Караваджо, Ватто и Рембрандт — старое искусство на глазах превращается в трактат о поиске то ли пресловутого "золотого сечения", то ли идеальной природной геометрии.
Маленькие вроде бы открытки в таком контексте становятся не фоном, а, наоборот, задают основную тему всей выставке — уже известные работы Пушницкого оборачиваются аргументами в том бесконечном разговоре о природе искусства, который художник ведет прежде всего сам с собою. Курчавые облака на неприлично голубом небе читаются как стихийное начало; резкие углы блоков пенобетона, из которых сложена центральная композиция выставки,— как динамика статического; огромные пейзажные тондо — как попытка изъять из вечно ускользающего природного начала идеальную симметрию. Понятно, что мимо такого искусствовед равнодушным пройти не может — это разговор на его языке. Хотя, если честно, надо быть именно художником, чтобы, дожив до 45 лет, сохранить такую чистую любовь к искусству. Пушницкий в этом смысле одарен больше многих других.