Репортаж на 50 летие прав человека

Американская мечта: сидеть в русской тюрьме

       "Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства",— утверждает Всеобщая декларация прав человека, которая была провозглашена ровно 50 лет назад — в декабре 1948 года. Москва решила по-своему отметить славный юбилей. Вниманию публики были предложены детали тюремного интерьера, образцы блатного искусства и заграничные профессора, мечтающие посидеть в русской тюрьме.
       
Распятие Христа в России
       Вместо красной ленточки на открытии конференции "Уголовная политика и тюремная реформа — новые подходы" был кусок лагерной колючей проволоки. Ножницами его было не взять, и перекусывали плоскогубцами. Эту честь перекусывания хозяин торжеств — заслуженный зек СССР Валерий Абрамкин — доверил своему коллеге Сергею Ходоровичу. Это уважаемый человек: он в свое время делил деньги, которые на лагеря жертвовал Солженицын. Ходорович сидел в Норильске, а после его прямо из лагеря отправили в Париж, вот ведь были времена. Старый зек утешает завистников:
       — Ну Париж, ну и что? У меня там ощущение бессмысленности... Чувствую себя отработанным паром. Язык мне никак не дается. Безработица там... А у вас тут — этот роскошный стол.— Он кивнул на водку завода "Кристалл" и бутерброды с колбасой.
       Правда, угощение к теме выставки отношения не имело. На выставленном в зале настоящем тюремном столе, сваренном из железного уголка, было пусто. Но можно было присесть к нему на скамейку и подумать о жизни, которая с такой точки зрения все еще очень неплоха. А от лежания на экспонате "шконка" (железная тюремная кровать из полос, выгнутых к изголовью наподобие лыж) лучше пока воздержаться — это без матраса слишком жестко.
       Примечательно, что эта казенная мебель расставлена на фоне фотопанорамы, снятой в настоящей камере. Там мерзость, теснота, на двухэтажных кроватях тоскливые мужчины в трусах и кальсонах, с голыми, синими от наколок торсами, с тряпками, развешанными под потолком на веревках. Какой самый близкий вольный аналог? Представьте себе кухню огромной коммунальной квартиры, в которой согнали всех жильцов и оставили ночевать; да и заперли лет на пять. На фото этого не видно, но легко себе представить, какая ж там вонища...
       Кроме тюремных артефактов на выставке полно наглядной агитации.
       В рубрике "Беспредел" описывается пытка под названием "Распятие Христа". Это когда пристегивают наручниками к железной койке и пытают током.
       Вот цитата: "Вы не должны думать, что все сотрудники МВД — садисты. У нас есть настоящие профессионалы. Но им трудно откровенно говорить с журналистами и правозащитниками. Это будет похоже на предательство". И подпись: подполковник Пастушков, сотрудник центрального аппарата МВД.
       А вот сведения про то, что в детских колониях у половины "воспитанников" кровь в моче: бьют их по почкам.
       "Я бы всю Россию лишил родительских прав!" — это на стене цитата из писателя А. Дмитриева.
       Вот удивительная статистика. Уровень преступности в России в 3-8 раз ниже, чем в Западной Европе и США. А заключенных на душу населения у нас в 8-15 раз выше, чем там. Отчего так? Ответ правозащитников: под борьбу с преступностью создана целая отрасль экономики. И теперь чем выше уровень преступности, чем больше зеков — тем этой отрасли выгоднее. Причем лоббировать тут легко. Да и обыватель приятно возбуждается, когда ему поют про эту борьбу.
       Так что, по этой логике, "кампания по борьбе с преступностью — разновидность геноцида". А порожденная этими кампаниями отрасль — крупнейшая в нашей экономике: "Каждый четвертый взрослый мужчина в стране — бывший заключенный". Шире охват только разве что у армии, которая, впрочем, тоже никак не перестанет быть подневольной.
       Ну и вывод: "Если мы не остановим бессмысленное уничтожение людей в наших тюрьмах и колониях, Россия превратится в страну вдов, сирот и бывших заключенных".
       
Коммунисты тоскуют по каторге
       Но вот некоторым товарищам этого всего — мало. Им кажется, что слишком сладко живется в тюрьмах и лагерях нашей родины. Хотя и так каждый год десять тысяч зеков России умирают от голода и болезней. Товарищам, однако, хочется, чтоб еще была каторга.
       — С этим вопросом надо поделикатней,— предупреждает знающий человек — замначальника ГУИН Александр Зубков. Он не побоялся прийти на эту конференцию к правозащитникам, которые как бы по ту сторону баррикад.— Мы в сорок третьем ввели каторгу для тех, кто сотрудничал с фашистами. Смысл каторги — хуже кормить, а рабочий день удлинить. А это, как вы понимаете, нереально, ну и отменили. Впрочем, в последние месяцы мы заключенных кормили из расчета меньше рубля в день... Август, сентябрь — вообще не было финансирования (Вот у кого был дефолт!) Так что каторжным можно сделать любое лишение свободы. И не важно, какое название...
       Ну с этим все согласились. При том что бывшие зеки и диссиденты мало в чем соглашались с теми, кто сейчас сажает. В основном, конечно, выходили дебаты.
       "Идет рост преступности! Два миллиона преступлений в год!" — пугает одна сторона. "Ничего подобного,— возражает другая,— налицо снижение: в 1992 году было 2,7 миллиона".
       "Ужесточить наказания! Потому что 58 процентов преступлений — тяжкие!" — требуют прокуроры. "Напротив, надо смягчить,— говорят общественники.— Потому что на убийства выпадает всего два процента".
       "Но эти два процента — это ж 30 тысяч убитых, да плюс столько же неопознанных трупов, да столько же без вести пропавших!" — возмущаются люди из МВД. "Так вы сначала поймайте тех, кто убил этих неизвестных, и вот их и сажайте, а не кого попало, как сейчас",— обидно отвечают диссиденты.
       Или, например, в Голландии на 100 тысяч населения — 66 зеков, а в России — 780. Чем объяснить?
       — Как чем? Бедностью! Мы б кого-то не сажали, а штрафовали б с удовольствием — так у людей же нет денег!
       Это что за шутка? Никакая не шутка. Это на полном серьезе сказал на пресс-конференции Владимир Овчинников, начальник отдела прокуратуры Москвы по надзору за соблюдением законов при исполнении уголовных наказаний. Вообще конференция ему понравилась, только он в ее полезности сомневается:
       — Ну собрались, поговорили... А денег как не было, так и нету. Потому и теснота в камерах, и судят медленно — судей-то не хватает. Ну так и незачем нас сравнивать с Голландией. Вот с Зимбабве — да, можем сравниться.
       Зубков, кстати, рассказывает, что участвовал в выбивании денег на тюрьмы. И как депутаты ему разъясняли: "Зеку что, о нем государство худо-бедно, но заботится, и кормит хоть как-то, и крышу дает над головой. А пенсионер никому не нужен, ему хуже, чем зеку. И если мы отнимем деньги у бесхозного старика и отдадим их зеку, который на всем готовом,— не поймут нас".
       "Да как же вы говорите, что денег нет? Ведь 50 тысяч долларов каждый день выкидываете на ветер!" — возражают радикальные правозащитники. И объясняют тем, кто не понял: "Рубль в день на прокорм зека, а сидит у нас миллион, да перевести по курсу: точно 50 тысяч!"
       
Догнали и перегнали Америку!
       Может ли эта выставка вместе с конференцией вызвать ужас, заморозить кровь в жилах? И не мечтайте! Наш человек, он избалован впечатлениями, его поди пройми. Все у нас было: и Чикатило, и зарубленные топорами да зарезанные ножом батюшки, и из пушек расстрелянные депутаты, и школьные выпускники, тысячами отправленные на убой в Грозный; русского царя с малыми детьми сначала расстреляли, после похоронили. И это все как-то между делом, не сказать чтоб страна захлебывалась от эмоций; ну было и было, что ж теперь...
       И все-таки интересно: вот у нас самые плохие в мире тюрьмы или как?
       Это я спросил у Вивьен Стерн. Она — генеральный секретарь PRI ("Международная тюремная реформа") и инспектировала тюрьмы 32 стран мира.
       — Нет... Бывают намного хуже! — отвечала она.— Ваши тюрьмы действительно самые переполненные в мире, и зеки у вас самые больные... Мне в ваших тюрьмах вот что нравится: семью пускают в тюрьму погостить, пожить у зека. А в Европе бывают только короткие свидания. А по свирепости порядков вы сильно отстаете от Китая, Ближнего Востока, Японии...
       — Как вы сказали? От Японии?!
       — Да... Там запрещают заключенным говорить друг с другом, поднимать глаза, вынуждают подолгу сидеть в одной позе. А наказывают так: связывают и запирают в тесной комнате на много дней.
       — А где бы вы посоветовали сидеть, в какой стране?
       — Конечно, в Словении! Там тюрьмы маленькие, тихие, уютные, зеков отпускают домой на уик-энд, и они все возвращаются.
       — Вот это да! А у нас — как в Африке...
       — Д Африки вам еще далеко. Ну с питанием и медикаментами у вас так же скудно, но зато там поистине братские отношения между узниками и тюремщиками. У многих в России осталось отношение к зекам как к врагам народа... Но вы зря на себя наговариваете. Хорошие у вас тюрьмы! Я бы точно предпочла сесть в русскую тюрьму, чем, допустим, в американскую.
       — И я, и я тоже! — включился в нашу беседу интеллигентный молодой человек в очках. Это оказался Пол Фармер, доктор медицины из Гарварда.— Я как спец по туберкулезу уж ваших тюрем повидал. Конечно, у вас камеры перенаселены и победней наших, и с туберкулезом хуже, но ваши правила куда мягче. У нас там сажают людей в клетки, как обезьян.
       Похоже, это такое проявление патриотизма — ругать свои тюрьмы...
       — Позвольте, а еда?
       — Ну и что еда? Едал я в ваших колониях, нормально кормят. Как у нас.
       Странно... В ином ресторане иной раз такую баланду дают, а ему вон что нравится... Хотя американцы — они народ неприхотливый...
       — Да, да! Там, в Америке — унижения, кандалы! Ужас что у них в тюрьмах творится! Вы когда будете писать, к Китаю и Ближнему Востоку добавьте США! — просит генеральный секретарь Стерн.
       Конечно, приятно слышать комплименты про свою страну. Приятно также мечтать о том, чтоб закрепить за каждой русской колонией по гарвардскому профессору, вот бы счастье настало!
       Наливаю ему в пластиковый стаканчик водки; все-таки презентация. Он сомневается:
       — Я же не тюремщик (вот кто пьет), я столько не выпью.
       Мне удается его убедить, что выпьет, причем залпом, даром что профессор. Он пробует. У него получается.
       
Блатная песня строить и жить помогает
       Вслед за дебатами кончилась и водка. Остались только свои, то есть правозащитники с иностранными гостями. И решили петь свои тюремные песни — как, бывало, раньше исполняли "Интернационал". Я ждал "Мурку", а вышло другое: "Что сын их больше не вернется и не приедет погостить". И даже: "Любо, братцы, жить". Абрамкин объясняет иностранным гостям:
       — Эта песня про то, как хорошо быть живым — в ситуации, когда вокруг мрут люди. Ну и еще коня жалко.
       Впрочем, была еще старинная "Будь проклята ты, Колыма". Хорошо пошли блатные песни на слова современного диссидента Сергея Пашина. Того самого, который проститутке за убийство сутенера дал впервые в истории десять лет условно. Его еще потом незаконно выгнали из Мосгорсуда — и по решению Верховного суда восстановили. В одной пашинской песне — про расстрел — были такие трогательные слова:
       "Старый прапорщик будет 'Макаровым' хлопать,
       добивая лежащих на бурой земле".
       После подошел незнакомый молодой человек — вы будете смеяться — с очень короткой стрижкой, назвался Эдиком и говорит:
       — Так хочется тоже про тюрьму спеть... Я ж тоже сидел!
       Диссиденты товарищу не могли отказать и дали микрофон. Эдик спел про караван, Пакистан, план. Норвежскому профессору права Нильсу Кристи песня очень понравилась. Он сам, правда, не сидел, но тоже пострадал от репрессивного аппарата: его один раз забрали в участок, когда он на демонстрации "зеленых" разоблачал козни правительства насчет экологии.
       — Блатная песня — вещь очень нужная и полезная! — официально заявил Кристи. — Она помогает в тюрьме спасти душу. Когда человек самовыражается, он чувствует себя личностью.
       — Вообще люблю я зеков! — продолжал профессор.— Не участвуя в нашей суете, они могут много думать о жизни. Становятся философами! Впрочем,— спохватывается профессор,— я еще сумасшедших люблю. Они еще свободнее, еще честнее, еще чище зеков...
       А в это время хозяин праздника Валерий Абрамкин с гордым видом крутит видеофильм, который он сам целый месяц снимал в женской колонии в Березниках — это Северный Урал. На ленте много крупных планов с лицами потрясающих красавиц, у которых от многолетнего воздержания делаются страшной глубины глаза. Абрамкин с некоторой даже гордостью про них объясняет, что это — особо опасные рецидивистки. Эти опасные дамы переодеваются то в народные костюмы, то в богатые концертные мини-юбки и водят хороводы. А вот цыганский танец, настоящий, без обмана, даром что танцовщицы числятся по ст. 159 УК РФ (мошенничество). После вся колония строится и очень прочувствованно поет: "Что может быть лучше России".
       
ИГОРЬ Ъ-СВИНАРЕНКО
       
       Желающие полежать на тюремной шконке могут посетить выставку "Человек и тюрьма" по адресу: Москва, Гоголевский бульвар, 8).
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...