Когда лет десять назад мы с продюсером Сергеем Сычом задумали мини-фестиваль "Эйфория" в кинотеатре "Ролан", предлагая подборки артхаусного кино по своему вкусу, это скромное начинание было чем-то новым для московской киножизни. В то время в столице существовали только всем известный ММКФ, популярнейший в киноманских кругах Музей кино — и абсолютно бессистемный кинопрокат.
За эти годы все изменилось. Прокат, правда, как был, так и остался бессистемным, но окреп и многократно вырос количественно. Музей кино благополучно если не угробили, то загнали на периферию. Зато в Москве сильно умножилось число фестивалей. Особенно густо они семенят друг за дружкой в конце года: совсем недавно успешно прошли "Tomorrow/Завтра", "2 в 1", BRICK (фестиваль британского кино), "Артдокфест", та же "Эйфория", фестивали немецкого и французского кино — это еще далеко не все. И практически за каждым теперь стоит куратор-кинокритик: так выражает себя новая форма существования профессии. А когда в "Художественном" произошла Неделя иранского кино, программа которой была сформирована властями страны в соответствии с ее официальной идеологией, российские критики выстроились в одиночные пикеты с требованием свободы репрессированному режиссеру Джафару Панахи.
Парадоксально, но факт: все это происходит на фоне разговоров о том, что умирают как кинокритика, так и фестивальное движение, ибо обоих готов поглотить зловещий интернет. На многих фестивалях ликвидировали пресс-боксы, почти не осталось великолепных буклетов по фильмам, весь информационный контент теперь помещается в виртуальных коробках: каждый журналист откроет свою в компьютере с помощью кода. Скоро, похоже, перестанут печатать каталоги — святая святых любого фестиваля: нечего тратить бумагу. Заседания жюри, кинорынки, форумы, конференции, индивидуальные и групповые интервью со звездами тоже проще и экономичнее проводить по интернету. Но тогда какая разница, пройдет Николь Кидман в платье от Валентино под логотипом Каннского или Венецианского фестиваля? Продюсеры сами, без всяких посредников, сведут ее с нужными журналистами и проведут виртуальные премьеры с той публикой, которую сами выберут.
Когда программа запущена, остается уповать только на ее сбой. Надежда на Нью-Васюки — провинцию, с ее вечным стремлением, чтобы было, как у больших. Когда звезда заходит на Западе, она восходит на Востоке — в странах, где деньги некуда девать. Не удивлюсь, если Каннский фестиваль, фигурально выражаясь, со временем переместится в Абу-Даби или Астану — вместе с Эйфелевой башней и Сан-Марко. А в России за последнее десятилетие только ленивый губернатор не завел в своем областном городе международный фестиваль: Владивосток, Вологда, Иваново, Казань, Мурманск, Оренбург, Смоленск, Ханты-Мансийск, далее везде.
То же самое происходит с кинокритикой: ее хоронят, но она продолжает жить после смерти. И вовсе не только в фейсбуке, а на тех же самых фестивалях. Петр Шепотинник, Сергей Лаврентьев, Кирилл Разлогов, Алексей Медведев, Ситора Алиева, Виктория Белопольская и другие коллеги, включая меня самого, как минимум половину своего времени посвящают организации фестивалей, ретроспектив и других публичных акций, связанных с кино, а не собственно кинокритике. Некоторые ухитряются курировать по два-три и больше фестивалей на родине плюс выступать отборщиками или агентами других, зарубежных. И наши младшие товарищи Женя Гусятинский, Боря Нелепо идут по тем же стопам. Ничего удивительного: мест, куда можно написать профессиональную критическую статью, становится все меньше даже в интернете. А желающих слушать лекции про кино и смотреть его в клубной атмосфере "Винзавода" или театра "Практика" не убывает. Так что неожиданно в последнее время на новом витке возродилась советская традиция, заложенная некогда в Бюро пропаганды киноискусства: лекторы, просветители и культуртрегеры снова в цене, а кино модно показывать не просто, а с персональной отметкой куратора.
Не надо думать, что это происходит только в России. Конечно, трудно допустить, чтобы на наших пространствах вырос свой Жиль Жакоб или Марко Мюллер (оба в свое время отдали дань кинокритике). Должность куратора, помимо интеллектуального масштаба личности, предполагает серьезные менеджерские способности, умение на равных общаться с культурным официозом и спонсорами. В наших условиях это трудноосуществимо: кинокритик, даже став программным директором, всегда остается, как выразилась Мария Кувшинова, "синефилом при губернаторе". А при некоторых губернаторах атмосфера такова, что на фестиваль не привезешь добрую половину громких фильмов, не рискуя, что их создателей вслед за Мадонной и Леди Гагой обвинят в пропаганде гомосексуализма или педофилии: глядишь — и упекут за решетку.
Но если отвлечься от специфики нашей страны как ходячего анекдота, все же и она как-то соответствует мировой тенденции. Общаясь с зарубежными коллегами, я вижу, что многие тоже перекочевывают из критики в практику. Старейшина цеха Дерек Малькольм организовал свой личный фестиваль на малой родине, в шотландской деревне. Олаф Меллер делает спецпрограммы в Роттердаме. На недавнем фестивале в Вене огромную португальскую ретроспективу организовал бывший кинокритик, а ныне модный режиссер Мигел Гомеш.
Меняется сам принцип позиционирования новых имен и трендов, созидания устойчивых репутаций. Раньше критерии задавали те же критики (когда их статьи еще читали и к ним прислушивались), а также созданные теми же критиками фестивали. Планку обозначали призеры — победители конкурсов. Вплоть до конца ХХ века киносмотры промоутировали достижения больших художников и важные тенденции развития кино как искусства. На них побеждали фильмы итальянского неореализма, французской и чешской "новой волны", молодого английского и немецкого кино, кинематограф Ирана и "азиатских тигров", киноманифесты датской "Догмы". Даже в нашем веке сформировалась национальная мини-волна — румынская, и фестивали ее успешно раскрутили.
Но по всему видно, что, за редкими исключениями (например, Михаэль Ханеке), кинематограф больших имен и сплоченных течений остается в прошлом.
Новые авторы, за редкими исключениями, не харизматичны, аутичны (чтобы не пользоваться затертым словом "маргинальны"). Они не имеют никаких шансов выйти из артхаусного гетто. Им, конечно, очень нужны фестивали, и это взаимно, но широкую публику эта смычка все меньше возбуждает.
Конечно, и раньше далеко не все рвались смотреть Бергмана или Ангелопулоса. Но существовали мифы и культурные герои — их в сегодняшнем кино нет. А раз нет — надо создать их даже вопреки реальности: за это и берутся новые критики, которым уже неинтересно воспевать вписанных в истеблишмент Альмодовара и Триера.
Однако есть более тонкий ход. Вместо того, чтобы бежать впереди паровоза в сомнительное будущее, можно обратить свой взор на огромный поезд кинематографа, везущий необъятный и плохо отсортированный груз великого прошлого. Тогда вместо Педру Кошты мы будем пропагандировать (если уже речь о португальцах) Мануэла де Оливейру, а вместо Джадда Апатоу — Джозефа Лоузи. Если раньше ретроспективы были узким делом архивистов и музейщиков, сейчас в него вовсю включились актуальные кинокритики и действующие кинематографисты. Значит, пришло время осознать кинематограф не просто как репертуарный выброс новинок, а как культурный феномен в его исторической целостности. Ведь хорошо забытое старое — тоже новое, да еще какое!