Выставка рисунок
В ГМИИ имени Пушкина открылись две выставки: "Пять веков итальянского рисунка. Из собрания ГМИИ им. А. С. Пушкина" и "Леонардо да Винчи. "Кодекс о полете птиц"", привезенный из Королевской библиотеки Турина. Обе приурочены к "итальянским" "Декабрьским вечерам" и к выходу трехтомного научного каталога итальянского рисунка из собрания музея. Рассказывает АННА ТОЛСТОВА.
Вдохновлявший множество инженеров, изобретателей, авиаторов, авантюристов и клептоманов (на выставке можно прочесть детективную историю когда наглых, а когда и хитроумных похищений рукописи, в конце концов упокоившейся в Королевской библиотеке Турина), "Кодекс о полете птиц", скорее всего, разочарует поклонников Дэна Брауна. Тоненькая тетрадка с убористым текстом, написанным справа налево, чтобы читать в зеркальном отражении, рисунками и чертежами разнообразных летательных приспособлений заперта в стеклянном кубе витрины и раскрыта на одной из страниц — пролистать трактат, в котором Леонардо, скрестив механику с анатомией, мечтает научить человека летать аки птица, можно лишь виртуально, воспользовавшись сенсорными экранами. Чертежи замысловаты, текст непонятен — манускрипт молчит. "Кодекс" привезен в Россию отчасти в знак благодарности: он попал в Турин щедростью русского мецената Федора Сабашникова, купившего его на аукционе в Лондоне, издавшего факсимиле и подарившего оригинал королю Италии Умберто I. Меж тем, развивая тему русско-итальянских связей и выводя ее на государственный уровень, можно было бы сочинить в ответ неплохой оммаж Леонардо про воздухоплавательные утопии на отечественном материале, начиная "Летатлиным" и заканчивая шедевром петербургского акционизма, вошедшим в историю как "Полет со стерхами". Впрочем, тут даже параллельная выставка про "пять веков итальянского рисунка", представляющая собой что-то вроде иллюстрации к трехтомному музейному каталогу и отличающаяся по такому случаю особой академической сухостью, с леонардовским "Кодексом" почти никак не срифмована. Разве что работа футуриста и в будущем фашиста Фортунато Деперо — большая декоративная "Вариация на тему "Движение птицы"" 1916 года с этаким золотым петушком в шестеренках и антеннах — помещена аккурат напротив драгоценной витрины. Жаль, что эта рифма осталась единственной.
Коллекция итальянского рисунка в ГМИИ имени Пушкина, насчитывающая более трех тысяч листов, вторая по размерам в стране — она значительно уступает в количестве и качестве эрмитажной. Что касается большей части из "пяти веков", от барокко до модернизма, там имеется некий дежурный набор имен: братья Карраччи, Гвидо Рени, Гверчино, Джан Лоренцо Бернини, отец и сын Тьеполо, Помпео Батони, Джамбаттиста Пиранези, школа Позиллипо, Джорджо де Кирико, Амедео Модильяни, Феличе Казорати. Приятный сюрприз — рисунки злого римского карикатуриста Пьера Леоне Гецци, который старательно сдерживает свое язвительное перо, изображая сцены из жизни папы Климента XI. Из современников Леонардо есть лишь венецианец Витторе Карпаччо с прелестным "Философом в студии, занятым геометрическими измерениями", но контрапункт к "Кодексу о полете птиц" мог бы быть сложнее. Ведь самая сильная сторона собрания ГМИИ имени Пушкина — рисунок маньеризма.
Нежнейший, едва касающийся бумаги пером, мелом или палочкой сангины Пармиджанино, ничем не скованный, пославший анатомию и перспективу куда подальше Россо Фьорентино, вдохновенный фантазер Лелио Орси, аналитический Лука Камбьязо — тоже философ в студии, занятый геометрическими измерениям, чье восхитительное "Пригвождение к кресту" кажется примером кубизма XVI века. И многие-многие другие. Эпоха маньеризма, собственно, и открыла рисунок: не то чтобы мастера искусств лишь к этому времени дорвались до пера и бумаги — в это время рисунок был понят как нечто ценное и самостоятельное, его начали хранить и собирать, его начали рисовать ради самого рисования, а не для того, чтобы перевести в гравюру или фреску. Рисовать, осенило маньеристов, это у художников такой способ думать, и, глядя на "Лист с зарисовками орла, различных фигур и сцен любовных похождений Юпитера" Перино дель Ваги, мы действительно видим, как из образа царственной птицы постепенно рождается целый мифологический рассказ, прочитывающийся в произвольных как будто бы взмахах кисти и росчерках пера. Недаром Федерико Цуккаро (его работы висят неподалеку) назовет идею произведения "внутренним рисунком". Странно, что у кураторов выставки трактаты Леонардо и размышления маньеристов не связались в нечто осмысленное.