Болгарский театр в Москве
В Москве проходит первый Международный театральный фестиваль NET (Новый европейский театр). Несмотря на декларируемую новизну, фестиваль открылся спектаклем очень старого театра — старейшего в Болгарии Национального академического театра имени Ивана Вазова. Но поставил этот спектакль молодой режиссер Александр Морфов. Поэтому его постановка "На дне" была приглашена открыть московский NET.
Александр Морфов обошелся с пьесой Максима Горького не по-академически вольно. Мало того, что многие реплики переписал, приблизив старомодные инвективы оборванцев к современному уличному языку, так еще и включил в текст спектакля тексты из Хармса и, как говорят, даже Пинтера. Многие зрители опознавали эти вкрапления с трудом: большинство театральной публики пренебрегло синхронным переводом, самонадеянно положившись на знание пьесы и близость болгарского языка. И то и другое не оправдалось.
Зато все поняли, что четвертый акт пьесы болгары не играли вовсе. От него оставили только сакраментальную фразу Сатина "Человек — это звучит гордо", которую игравший бывшего телеграфиста актер выкрикнул из оркестровой ямы. Эта знаковая реплика, оставшаяся от пьесы в любой среднеобразованной голове, для режиссера сегодня содержит лишь печальную насмешку. Потому бунтарский рокот пафосных монологов пьесы "На дне" втиснут под занавес в краткий пересказ финала, звучащий голосом "от автора". Всю многословную алкогольную философию русских бомжей — побоку.
Отечественный театр вот уже сто лет решает, чего больше в пьесе "На дне" — русского человеколюбия или русской мизантропии. Любая постановка пьесы похожа на весы, фиксирующие малейший перевес одной из этих крайностей национального характера над другой. Болгарского режиссера эта дилемма вообще не волнует, он ставит "На дне" как фольклорную притчу без начала и конца. Как сказку, где есть и печка-самоход, и хоровод, и полукукольные персонажи-маски, но нет ни конкретного времени действия, ни тени социальной ангажированности.
"На дне" Театра имени Вазова стоило привезти в Москву хотя бы ради одной роли — знаменитый болгарский артист Наум Шопов отлично сыграл неприятного подагрического старичка Луку — и еще ради одной выдающейся мизансцены. Смертельно больную Анну у Морфова изображает кукла. Умирая, она оживает: тряпичную актрису вместо гроба запихивают в чемодан, а оттуда выскакивает ее душа, готовая к вознесению на небеса. Она радостно хлопает крыльями, но взлететь не может. И как ни помогают ей ночлежники, за компанию тужась и взмахивая руками, безгрешная душа так никуда и не улетает. Она остается на дне, перед захлопнувшейся дверью в никуда.
Правда, озвученный голосом Морфова финальный вывод — "и так будет всегда" — напрямую отсылает к последним кадрам "Подполья" Кустурицы, фильма достаточно политизированного. Глубинная общность в другом: "На дне" Морфова густо замешено на той же органической балканской клоунаде. Не чурающейся грубоватых гэгов, но сохраняющей уникальное свойство говорить о чем-нибудь апокалиптическом, не переставая кривляться, плясать и шумно браниться. Сквозь эту весьма плотную, азартно и изобретательно сотканную вязь грубоватой театральности у Морфова брезжит свет настоящей театральной поэзии.
ПАВЕЛ Ъ-СИГАЛОВ