Мандустра
Автор: Егор Радов
Издатель: НЛО
Один из самых заметных прозаиков 1990-х, Егор Радов в начале 2000-х годов тихо исчез из литературы и вообще зоны уследимости, после чего репутация главного психоделика русской прозы перешла к Павлу Пепперштейну. Три года назад Радов погиб на Гоа, затем вышел его последний незаконченный роман "Уйди-уйди", но вышел как-то совсем незаметно — даже в магазины толком не попал. Так что возвращает Радова к читателю именно это собрание малой прозы. Здесь — больше 500 страниц, почти все рассказы и повести, входившие в авторские сборники, а также тексты, выкопанные составителем Олегом Зоберном, из периодики, писем, архивов и чуланов. Среди них и заглавный рассказ-манифест о Мандустре. Эта выдуманная философская категория означает превосходную степень, экстаз — эротический, наркотический, а в общем — какой угодно.
Корпус радовских рассказов и есть бесконечный перечень экстатических и смежных состояний: кайфа, ломки и отходняка всех родов. Хотя во многом благодаря радовской прозе язык наркотической субкультуры 1980-х — 1990-х дошел до наших дней, читать ее как описание трипов — неправильно. Главное в этих текстах — отчаянная попытка поймать экстаз за хвост, яростное впихивание этого неуловимого состояния в текст. Отсюда изящество, скатывающееся в полное бесстыдство стиля, раблезианские перверсии, потешные зверства и космические оргии. Как это часто бывает, процесс регистрации страсти у Радова отчетливо холоден. Его разврат функционален, а всепоглощающий кайф не цель, а средство. В чем цель — сказать сложнее. Радов любит рассуждать о духовном, но его монологи о Боге мало чем отличаются от случайных глупостей. Вроде откровения о том, что спасение — стать одним из вымирающих Юкагиров. Кажется, что главное наполнение прозы Радова — чрезвычайно расчетливые попытки прорваться с разных сторон к трансцендентному. Это не очень получается, по крайней мере в рассказах. И грусть духовной неудачи, невозможность прозрения — и есть настоящее событие его текстов. Если их стоит читать, то не ради наивного постмодернизма или психоделической экзотики, а именно ради этой очень простой грусти.
"Настоящий разврат не есть скотообразный свальный грех, похожий скорее на отлаженную работу созданных для этого механизмов, но есть сексуальный акт с голой Беатриче, у которой по самой идее не может быть ничего, кроме великого лица и абсолютного духа"
Демократия. История одной идеологии
Автор: Лучано Канфора
Издатель: Alexandria
Книга итальянского историка и левого публициста Лучано Канфора — часть курируемой знаменитым медиевистом Жаком Ле Гоффом серии "Становление Европы", попытки описать основные линии формирования и эволюции западной цивилизации. Но внутри этой большой коллективной работы книга Канфора представляет отдельную важность. Демократические убеждения называют своей главной ценностью люди самых разных политических взглядов, но дать им сколько-нибудь убедительное определение мало кто способен. Книга о том, что в разное время понимали под демократией, может оказаться здесь ценнейшим подспорьем. Впрочем, работа Канфора эти ожидания немного обманывает. Это — крайне ехидная ревизия самого понятия демократии и всей его истории.
В каждой привычной для читателя точке становления демократии — по версии Канфора — она была тем, чего хотелось избежать, заменить некоей умеренной альтернативой. Эти альтернативы он и описывает — причем как довольно гнусные. Даже форма государственного устройства в Древних Афинах, к которой отсылают все демократические идеологи, если что и напоминает, то какой-то Третий рейх. Англичане и американцы Нового времени — так же плохи, и даже французы, как правило, надежд не оправдывают. У книги Канфора две проблемы. Во-первых, разоблачения в ней гораздо больше, чем прояснения. Во-вторых, на некоторые точки европейской истории его ехидство почти не распространяется: речь в первую очередь о французской революции (а отчасти и о русской, хотя она в книге занимает не так много места). Если любой другой шаг общества к свободе разоблачается, объясняется финансовыми интересами и политическими махинациями, момент революции — абсолютен. Сомнение в ее победах предстает цинизмом, все проблемы, в том числе и террор,— второстепенными. Беря в руки действительно интересную и заставляющую думать книгу Канфора, стоит учитывать эту двусмысленность авторской позиции — сочетание яростного ревизионизма с догматизмом.
А порою очень грустны
Автор: Джеффри Евгенидис
Издатель: Corpus
Американский писатель Джеффри Евгенидис выпускает по роману примерно раз в 10 лет. Первым были "Девственницы-самоубийцы" (по которым снят дебютный фильм Софии Копполы), вторым — "Средний пол", за который Евгенидис получил Пулитцеровскую премию. "А порою очень грустны" — соответственно третий — вышел в прошлом году. История любовного треугольника с участием девушки и двух юношей, разворачивающаяся где-то в начале 80-х. Мадлен, ее бойфренд Леонард и их друг Митчелл заканчивают колледж и начинают взрослую жизнь. Делают это они немного по-разному: один отправляется путешествовать, другой ищет работу, девушка пытается сесть за диссертацию о викторианской литературе. Еще они немного выясняют отношения и готовятся к семейной жизни, хотя конфигурация ее не вполне ясна. Как и "Девственницы-самоубийцы", новый роман Евгенидиса — драма взросления. Хотя речь тут о более позднем возрасте, вхождение в него может быть не менее болезненным.
Автобиография
Автор: Эмир Кустурица
Издатель: Рипол Классик
Роман Полански
Автор: Кристофер Сэндфорд
Издатель: Рипол Классик
Жизнь Пазолини
Автор: Энцо Сичилиано
Издатель: Лимбус Пресс
Любопытным образом, почти одновременно по-русски вышло несколько биографий значительных кинорежиссеров XX века. Впрочем, книги эти довольно сильно отличаются по ноте и жанру. Автобиография Эмира Кустурицы (она еще называется "Где мое место в этой истории?") — набор грустно-веселых баек, скорее дополнение к фильмам автора "Времени цыган" и "Андерграунда", чем прояснение ее. Книга о Романе Полански авторства Кристофера Сэндфорда — нечто наиболее близкое к тому, что ожидает читатель, беря в руки биографию режиссера с тяжелой, но интересной жизнью. Сэндфорд — мастер оформлять истории бунтарей в увесистые фолианты (среди прочего, он — соавтор только что вышедшей по-русски книги "Жизнь" гитариста The Rolling Stones Кита Ричардса). Коммунист, гомосексуалист и трагический поэт, Пазолини — еще более притягательный объект для жизнеописания, чем Полански. Его биография, написанная Энцо Сичилиано, далека от бульварности, но одновременно гораздо более литературна, чем текст Сэндфорда. Знакомец Пазолини, Сичилиано писал ее в конце 70-х, почти сразу после гибели режиссера, что не мешало ему превратить жизнь друга в настоящий роман.
От мая до мая
Авторы: Лев Рубинштейн, Григорий Чхартишвили
Издатель: Захаров
Поэт и эссеист Лев Рубинштейн и популярный писатель и переводчик Григорий Чхартишвили (он же — Борис Акунин) целый год вели диалоги для журнала "Большой город". Сначала это были вполне спокойные разговоры о жизни и культуре. Потом, с началом политических протестов,— они стали в основном о тревожном настоящем России. И Рубинштейн, и особенно Чхартишвили оказались среди главных гражданских лидеров протеста — тех, кто олицетворяет не политические цели, но совесть. Поэтому заголовок книги читается не просто как красивое обозначение годового цикла. Обычный май 2011-го и волнительный май 2012-го — очевидным образом совсем разные месяцы. Рубинштейн и Чхартишвили в некоем варианте ежемесячного, почти кухонного разговора ловят эту метаморфозу состояния общества. Важны здесь не только, а может, и не столько сами рассуждения, но их модальность и темы — то, что заставляет о себе говорить.