Как работает Закон о защите детей и почему финские органы опеки так не любят русских родителей
На днях назад финские органы опеки опять отобрали у Анастасии Завгородней ее четверых детей. История эта началась в сентябре. 6-летняя девочка сказала в школе, что отец (выходец из Судана, но гражданин Финляндии) "шлепнул ее по попе". Реакция была стремительной: у Анастасии забрали всех детей, включая самого младшего, грудного, ребенка. После вмешательства посольства России в Финляндии Анастасии разрешили находиться в приюте с новорожденным, затем даже вернуться домой. И вот снова изъяли.
В России в историях, когда у русских мам, проживающих за рубежом, отнимают детей, видят дискриминацию. Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов даже предложил создать совместную комиссию для улаживания подобных вопросов. Последовал взрыв эмоций: с финской стороны звучали утверждения, что такая позиция — "часть великодержавной политики России". А возникшая год назад общественная организация "Русские матери" утверждала: "Примерно полмиллиона русских детей за рубежом насильственно разъединены со своими биологическими русскими родителями и проживают в приютах и приемных семьях". Когда эмоции улягутся, предстоит понять: правда ли, что органы опеки ополчились против наших граждан? И если да, то почему?
Возьмем ту же Финляндию, отношения с которой осложнила череда "детских" скандалов. Здесь проживает 10,5 тысячи детей, родители которых имеют двойное гражданство — финское и российское. Больше 100 из них по решению социальных органов изъяты из семей и проживают в детских домах и приемных семьях. Если учесть, что социальные органы сейчас отбирают у финских родителей по 2 тысячи детей в год, то обвинять финнов в предвзятом отношении к русскоговорящим родителям трудно. А вот если сравнить меры, которые применяются к русским и финским родителям, то особое отношение просматривается. В большинстве "русских" случаев решение одно: ребенка заберем в экстренном порядке, потом разберемся. Вот типичные примеры.
Как это делается
...В то утро Паули М., эмигрировавший из Москвы в Финляндию 16 лет назад, был в приподнятом настроении. Он прошел медобследование и получил в свои 66 лет работу в муниципальной пожарной команде. Теперь Паули ждал, когда перед домом появится машина — начались летние каникулы, и дочь должна была привезти внучек к деду на хутор. Но дочь приехала одна и очень расстроенная:
— Папа, у меня забрали старшую дочь в приют,— с порога заявила она.
И рассказала: вечером приехал чиновник из социальной службы в сопровождении полиции. Сообщил, что получил заявление от учительницы. Ей якобы пожаловалась младшая дочь: родители часто ссорятся, дерутся, из-за чего она не высыпается. Задав пару вопросов родителям, гости сообщили, что старшую дочь Анну по соображениям безопасности забирают в приют. А младшую (она инвалид) оставляют до окончания следствия.
13-летняя Анна могла бы не согласиться с таким решением (такое право имеют дети старше 12 лет). Но Анна не противилась. Больше того, прожив год в приемной семье, она и вовсе написала заявление, что возвращаться отказывается. Изъятию второй дочери предшествовало 9-месячное расследование (с финскими семьями такой же вопрос решается за неделю). Работники соцслужбы опросили учителей, родственников, соседей и пришли к выводу: надо изымать и младшую, 11-летнюю дочь, хотя ей требуется особый уход.
После того как детей увезли, супруги развелись. Соцслужба предоставила дочери Паули приличное жилье и помогла устроиться на работу. Чиновники пытались трудоустроить и теперь уже бывшего отца семейства. Поскольку изъятие ребенка — мера временная, то сохраняется шанс, что со временем одному из родителей возвратят младшую дочь. Правда, только в том случае, если чиновники из соцслужбы убедятся, что у ребенка будет достойная, а главное — безопасная жизнь, и сам ребенок захочет возвратиться к родителям.
Но это в будущем. А сейчас внучки Паули М. воспитываются в приемной семье, где кроме них еще пятеро детей. Родной матери разрешено брать их к себе на выходные два раза в месяц, а летом — на 10 дней. Отец имеет право встречаться с дочерьми дважды в месяц по 2-3 часа, но в присутствии чиновников, поскольку доказано, что он зачинщик семейных ссор.
Как с этим жить
Внучки Паули М. были изъяты в соответствии с Законом о защите прав ребенка, принятом в 2008 году. Именно он запретил родителям рукоприкладство, в том числе шлепки и оплеухи (до этого 29 процентов родителей считали такое наказание ребенка нормальным). Но главное — закон предоставил социальным чиновникам право самим решать такие вопросы, как изъятие ребенка на срок от месяца до трех лет, условия возвращения в семью (это провозглашается конечной целью действий) и оказание помощи проблемным родителям. А также освободил соцорганы от отчетности за свои решения перед обществом и прессой.
Финны, конечно, народ законопослушный, но и они привыкли не сразу: за 4 года после принятия нового закона желающих шлепнуть ребенка стало меньше на 12 процентов, но они не исчезли, хотя у несдержанных родителей детей изымают. Правда, не у всех, а у тех, на кого поступил сигнал из школы, детского сада, от соседей, родственников или от самих детей. На сегодня по разным причинам изъяты 17 тысяч детей, еще 60 тысяч соцорганы держат под наблюдением. Такую форму надзора называют амбулаторной поддержкой — это когда семье оказывается материальная, психологическая и врачебная помощь, а родители перевоспитываются в группах взаимопомощи. Но по тем случаям, которые стали достоянием гласности, видно: такая поддержка чаще оказывается финским семьям и реже русскоговорящим. У всех 32 граждан, которые попросили помощи у российского посольства, детей изъяли в экстренном порядке. То есть сначала забрали и потом начали проверять сигнал.
Ну а экстренное изъятие у Анастасии Завгородней четверых малышей, в том числе грудного ребенка, и вовсе нонсенс: такого не было еще ни в одной европейской стране. Есть случаи, когда русских матерей, у которых отбирают детей, отправляют на обследование в психиатрическую больницу. Так было с Валентиной Путконен, у которой недавно отобрали 11-летнюю дочь по жалобе соседки: когда Валентина попыталась выяснить, не от соседки ли идет плохой запах в ее квартиру, та сама пожаловалась на россиянку. Мол, она нарушает ее покой. Этого оказалось достаточно, чтобы отобрать ребенка, а мать поместить в психиатрическую лечебницу.
27-летняя Оксана Оксанен тоже имеет двойное гражданство. Когда Оксана была на 9-м месяце беременности, она пожаловалась психотерапевту на депрессию. Врач заявил: лечить ее будут принудительно, а ребенка после родов он будет рекомендовать отобрать и передать на воспитание отцу, с которым Оксана давно рассталась. К счастью, врачи психбольницы признали Оксану дееспособной.
То, что при свидании с отобранными детьми родителям запрещается общаться на русском, тоже наводит на размышления. Чиновники это делают из опасений, что мать уговорит ребенка бежать из приюта или приемной семьи. С этой же целью дети, проживающие в приемных семьях, в школу ездят на такси за госсчет. Вдруг родители похитят ребенка по пути в школу?
Все эти примеры доказывают: чиновники из соцорганов усердно исполняют внутреннюю инструкцию Минздрава Финляндии об особом отношении к русским семьям. Там сказано, что, поскольку люди приехали в Суоми из страны, где практикуется и не наказывается насилие над детьми, их надо перевоспитывать. Эту версию подтвердила недавно детский омбудсмен Мария Кайса Аула, финская коллега Павла Астахова.
Изъятых из семьи детей передают либо в детский дом, либо в приемные семьи. Первый вариант — это как наш детский дом, но на 20 мест. Содержание одного ребенка в нем обходится государству в 6 тысяч евро в месяц. В приемных семьях воспитывается 38 процентов детей. Приемные семьи бывают двух видов. В большой семье за семью детьми смотрят двое взрослых, один из которых прошел 24-часовой курс обучения. В семье с четырьмя детьми воспитатель один. В обоих вариантах у каждого ребенка должна быть отдельная комната.
Внучки моего знакомого Паули М. воспитываются в семиместном семейном интернате — так он, во всяком случае, его называет. Старшая учится хорошо, ей нравится в новом доме. А вот с младшей проблемы. Беда еще в том, что, кроме родителей, другим родственникам встречаться с детьми запрещено. Финны от этого не особо страдают: у них бабушки и дедушки предпочитают любить внуков на расстоянии. А вот для русских бабушек и дедушек изоляция внуков — трагедия. Например, моему знакомому Паули М., чтобы добиться разрешения встречаться с внучками, пришлось подключать финских посредников с безупречной репутацией. Теперь он настойчиво рекомендует всем, кто уезжает в Суоми на ПМЖ, оставлять все дурные привычки на родине. Финны позаботятся о вашем благополучии, если вы будете соблюдать их законы и традиции. Но если будете жить в их стране по своим законам, могут вести себя очень жестко.
Другое дело, что детское законодательство в стране — предмет постоянных дискуссий и для финнов. Едва ли не главный вопрос — компетентность чиновников, которым доверена эта ответственная работа. Недавно, к примеру, Минздрав Суоми сообщил: за год число изымаемых в срочном порядке детей увеличилось на 20 процентов. Почему? Соцработники боятся, что, оставив ребенка до окончания проверки сигнала в семье, они спровоцируют трагедию, за которую их же обвинят в недогляде.
— Соцработников мало, они завалены работой и не могут детально разобраться в каждой проблеме,— объяснял недавно финский адвокат Юрки Лейвонен.— Кроме того, у многих из них невысокий уровень образования и мало опыта. Беда и в том, что никто не контролирует их работу, а законодатель наделил их огромной властью — своими решениями они могут разлучить детей с родителями на несколько лет.
Финские специалисты полагают, что настало время часть немалых средств, что государство тратит на детские дома и приемные семьи (напомню, около 6 тысяч евро на ребенка в месяц), перечислять на нужды тех семей, что нуждаются в помощи, еще до того, как в них разразились конфликты, требующие вмешательства. Вот только смогут ли сами чиновники пойти против однажды ими же отлаженной схемы?