Наша "Европа"

По поводу исторического отеля ностальгировал Геннадий Иозефавичус

Гранд-отель "Европа" был, пожалуй, первой роскошной гостиницей, в которой я провел ночь. Дело было в начале 1994 года, в январе. Только что родившаяся кинокомпания "Гемини" пригласила тогда в Россию режиссера Оливера Стоуна, чтобы он представил первый фильм из тех, что "Гемини" собиралась прокатывать в кинотеатрах страны. Фильм назывался "JFK. Выстрелы в Далласе". При режиссере Стоуне я играл роль пресс-атташе. Организовывал интервью, вел пресс-конференции, выдавал поклонникам автора "Взвода" картинки с его автографами.

Стоун приехал сначала в Москву, потом — в Петербург. В Петербурге, понятно, остановился в "Европе" в самом большом 127-м номере — том самом, что носит теперь имя Лидваля (архитектора, создавшего лобби-бар, бальный зал "Крыша", парадную лестницу, холл бельэтажа). Остальные исторические апартаменты заняли функционеры студии Warner Brothers и владельцы "Гемини". Я же поселился в "обычной" комнате. Кажется, на третьем этаже. В комнате был мини-бар, а у меня — открытый счет и полное ощущение крупного выигрыша в казино.

В салоне по соседству со своим 127-м номером режиссер давал интервью, в ресторане "Росси" мы обедали (Стоун обычно отсаживался, чтобы поработать над сценарием "Прирожденных убийц", будущего фильма), в зале "Крыша" — устраивали прием по поводу премьеры (к Стоуну на том приеме подошел ленфильмовский актер и представился Кевином Костнером: именно он, как оказалось, озвучивал на русский язык прокурора Гаррисона, сыгранного Костнером).

Никогда до того Ленинград--Санкт-Петербург не казался мне столь роскошным, практически иностранным городом. Магазины в холле (как и рестораны) тогда предпочитали принимать валюту (как и девушки в баре). То были времена, когда доллар имел в России куда более широкое хождение, чем рубль.

С тех пор в "Европе" я бывал не раз, в том числе в той, которая без кавычек, но к гранд-отелю на Михайловской я по-прежнему отношусь с тем же чувством, что и 20 — почти — лет назад. Это чувство даже превратилось в нечто вроде ностальгии: иногда меня тянет в Петербург просто для того, чтобы пожить в "Европе", чтобы побывать "за границей", не покидая страны.

Я испытал на себе множество номеров: дуплекс под крышей, исторические апартаменты на лидвалевском этаже, угловой suite с видом на Русский музей, комнату, смотрящую на Невский. За это время отель поменял владельцев и управляющую компанию, став частью сети Orient Express - коллекции, созданной легендарным Джеймсом Шервудом; номера, коридоры, мезонин, лобби-бар претерпели реконструкцию (иногда, на мой вкус, разрушительную, как в случае с некоторыми историческими номерами; порой удачную, как в баре или мезонине), за стойкой регистрации поменялись сотни прелестных девушек, в камине сгорели тысячи кубометров дров. Что бы ни менялось в "Европе" (и вокруг нее), гранд-отель был и остается главным питерским отелем, его символом, таким же, как Эрмитаж, Мариинка, Исаакий. В "Европе" самые обильные завтраки в городе (с невероятными творожными сырниками и грандиозным выбором чая), самые гуманные цены на шампанское, самые хитрые портье, самая невероятная хранительница традиций (Ира Хлопова). "Европа" — отель со своим характером, который был выкован за 135 лет жизни, и этот характер невозможно поменять — его можно только принять. Принять таким, какой он есть.

Автор — специальный корреспондент Conde Nast Traveller

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...