Охотники за головами

Алексей Дмитриев о Борнео не для туристов

Когда в ибанском лонгхаусе после рисового вина туак, супа из внутренностей черепахи и дня, проведенного в пути, вас потянет в сон, на глаза обязательно попадется плетеная ротанговая кошелка с копчеными человеческими черепами, буднично висящая над орущим теликом. Тут сонливость как рукой снимет, и вы останетесь один на один с беспокойной мыслью: "А что если они до сих пор этим балуются?"

Для того чтобы этот вопрос встал перед вами со всей актуальностью, надо много чего предпринять. Прежде всего надо долететь до Куала-Лумпура или Сингапура, а оттуда перелететь в город Кучинг, столицу малазийского штата Саравак, что на третьем по величине в мире острове Борнео. В Кучинге приятно провести пару дней: познакомиться с обычаями ибанцев в краеведческом музее, посетить реабилитационный центр для орангутангов "Семенгго", где осиротевших приматов учат, как самостоятельно прокормиться в лесу, и, наконец, найти туроператора, который организует путешествие к охотникам за черепами.

На малазийскую часть Борнео приезжает достаточно туристов, интересующихся бытом лонгхаусов. Поэтому можно найти на выбор туры с ночевкой и без нее, с путешествием по реке или посуху. Кровожадные эпизоды в истории ибанской народности не афишируются, но и так все понимают, что служит магнитом программы. Так, после небольшого расследования стало понятно, что большая часть лонгхаусов около заповедника Батанг-Аи, куда и едет большинство туристов из Кучинга, находится на ежемесячной подкормке у туроператоров и туристов там потчуют исконно ибанскими сувенирами, сделанными в Индонезии. Есть там даже комфортный "Батанг-Аи Лонгхаус Хилтон", стилизованный под традиционный лонгхаус, только без черепов, но зато с бассейном.

Вообще-то "длинный дом" — это как коммунальный улей на несколько десятков семей, построенный на сваях. В каждое отдельное жилище с кухней (билик) ведет дверь из общей крытой веранды (руаи) — на ней обычно и селят гостей. То есть частная жизнь семьи проходит в билике, а захотел пообщаться с соседями — выглянул на руаи. Изначально в лонгхаусах жили лишь родственники, но сейчас это правило не соблюдается — новые члены просто пристраивают с края свой билик и, соответственно, достраивают руаи. На Борнео в лонгхаусах живут многие народности, и провести пару дней, наблюдая за бытом коренных жителей острова (малайцы и китайцы здесь пришлые), считается таким же обязательным при посещении острова, как спуститься в гигантские пещеры Мулу или встретить восход на горе Кинабалу.

Утром следующего дня мы с гидом Беном из городских ибанцев, который эсэмэсил на iPhone быстрее моих детей-подростков, стартовали на гибриде "Кометы" и речного трамвая в городок Сибу (четыре часа), где пересели на другой такой же и по мощной реке Раджанг еще за два часа доплыли до местечка Сонг. В Сонге мы заночевали и зашли на рынок, где продавали освежеванных вепрей, диких кошек ("Они особенно хороши копченые",— зацокал языком Бен) и бензопилой разделывали огромную речную черепаху. "Этого туристы в Батанг-Аи не увидят",— ехидно сказал Бен. Без гида такую поездку было бы вообще не провернуть: помимо прочего он виртуозно торговался с лодочником, который только что продулся на петушиных боях и надеялся отыграться за наш счет. Еще три часа на грузовом баркасе помедленнее — и вот через сутки после отъезда из Кучинга мы поднимались по высеченным в стволе ступенькам в настоящий ибанский лонгхаус на притоке реки Катибас.

На руаи сидели двое мужчин и сосредоточенно чинили сеть. То, что они не попытались мне сразу чего-то продать, говорило, что туристы заглядывают сюда нечасто. О том, что мы к ним плывем, они, оказывается, уже знали: кому-то пару часов назад повстречалась на задворках сорочья славка, а это у ибанцев к гостям издалека. "Хорошо, что тут не пролетала такая маленькая птичка, не знаю, как по-английски называется, у которой крик похож на "я-тебе-глаза-выцарапаю, я-тебе-глаза-выцарапаю", а то бы нас могли и не принять",— шепнул в мою сторону Бен. Дети были в школе, взрослые — на полях, поэтому на руаи было немноголюдно. Я заметил, что на некоторых дверях, ведущих в билики, висели пчелиные соты. Оказалось, это средство отпугивания злых духов ханту. Вместо того чтобы просто войти в жилище, ханту начинают считать соты, сбиваются и, фрустрированные, убираются восвояси.

До середины XIX века европейцы старались обходить Саравак стороной: на побережье орудовали пираты, в глубине острова — ибанцы. Бен рассказывал, что когда-то последние мирно жили в джунглях, пока другие племена не стали захватывать их территории, хотя я прочитал, что ибанцы мигрировали в Саравак из южного Калимантана в XVI веке, вытесняя другие племена и устрашая их воплем "я из твоей мошонки себе табакерку сделаю!". Традиция коллекционировать черепа началась с того, что у убитого в бою противника отрезали волосы для украшения щита и рукоятки короткого меча паранга, ну а потом уже стали всю голову уносить с собой и коптить. "Обладать головой значило завладеть духом и силой ума ее бывшего владельца. Чем больше голов было у воина, тем больше ему уважения, тем красивее у него жена",— радовался Бен, что нашел элегантное объяснение обычаю.

Во время Второй мировой англичане заслали на Борнео спецагентов, которые создали из ибанцев летучие отряды. Японские солдаты слышали "пшик-пшик" и даже не успевали понять, в чем дело, а уже корчились на земле, сраженные стрелами, выпущенными из духового ружья и смазанными ядом из смолы дерева ипо. Стоило британцам посмотреть в другую сторону, как ибанцы тут же запасались черепами убитых японцев — не пропадать же добру, из-за чего разгорелся скандал, потому что разлучение головы и тела противника нарушало Женевскую конвенцию. Большинство черепов, хранящихся в лонгхаусах, остались с тех времен. "А как сегодня молодому ибанцу заполучить красивую жену?" — спросил я Бена. "Два буйвола идут вместо одного черепа, а еще лучше устроиться на работу на нефтяной платформе в Брунее и привезти ей швейную машину".

Ближе к вечеру подтянулась детвора и вернулись со своих заимок взрослые; на циновках появилась еда — саго и курятина, приготовленная в закупоренной бамбуковой емкости. Мне поднесли стакан туака — единственный стеклянный, все остальные пили туак и лангкау, который градусов под 40 будет, из бамбуковых плошек. Принимали ибанцы душевно, и когда зеленое насекомое, размером и шумом напоминающее вертолет, приземлилось в моей тарелке, полдюжины рук рванулись его ликвидировать. Женщины станцевали традиционный нгаджат, нацепили мне на голову обруч с перьями и дали понять, что теперь мой черед. Я сделал несколько па, и разогретые лангкау ибанцы легли на пол и смеялись лежа, что означало у них высшую степень веселья.

Ночь прошла тревожно: во сне оживали и скрежетали зубами черепа в сетке — ибанцы верят, что это духи бывших хозяев чем-то недовольны; под лонгхаусом ковырялись свиньи; в лесу бесновались цикады и лягушки, да и ханту, наверное, основательно пробовали поработать надо мной, радуясь отсутствию арифметического фильтра. Я проснулся от криков гиббонов, что по ибанским часам соответствовало пяти утра. Туаирума, старейшина лонгхауса, у которого на груди были вытатуированы цветок гибискуса и по птице-носорогу, эмблеме Саравака, по обе стороны от него, уже бодрствовал. "Дождь, все время дождь, нечего делать",— сказал он как бы в оправдание, мол, чем же еще было заняться дождливыми днями, кроме как наколками, и предложил показать мне свой билик. Там было довольно по-спартански, если не считать телевизора, дивана, до сих пор обтянутого полиэтиленовой пленкой, и целой батареи огромных китайских ваз, наличие которых в ибанском хозяйстве, как и черепов, издавна определяло положение их владельца.

И тут я понял, что эта погоня за статусом делает ибанцев совсем похожими на нас. И хотя далеко не каждый будет повышать его именно черепами, я давно уже привык не лезть со своим уставом в чужой монастырь. Я расслабился и провел с ибанцами пару замечательных дней за ловлей рыбы, сбором медицинских растений в лесу, охотой на питонов и обязательным вечерним распитием туака, когда вздохи и кивания заменяли нам слова. И, засыпая вечером, думал, что если мой череп вдруг потом и окажется в ротанговой сетке, то у него не будет никаких оснований скрежетать зубами по поводу этих дней на Борнео.