"Слава не равна реальному весу в искусстве"

Марион Котийяр о науке тянуть одеяло на себя, превращении в Эдит Пиаф и купании с косатками

Марина Очаковская, Торонто — Лос-Анджелес

Фильм режиссера Жака Одьяра "Ржавчина и кость" скоро выйдет и на экраны России. Главную роль — дрессировщицы косаток, которая потеряла обе ноги и погрузилась в пучину беспросветности,— играет Марион Котийяр. Героиню окружают брутальные низкопробные личности, занятые не вполне законной деятельностью. Будущее кажется мрачным. О чувствах и речи нет. Пока. И вот растворение этого "пока" как раз и составляет суть фильма, поскольку в его финале чувства внезапно прорастают.

— До фестиваля в Торонто фильм "Ржавчина и кость" вызвал большой интерес в Канне, вы стали лауреатом Лондонского фестиваля. Как полагаете, мы увидим ваше имя в списке номинантов

— Я не хотела бы загадывать, что есть — то есть, а что будет — посмотрим. Я думаю, что в этом интересе большую роль сыграло и человеческое сочувствие главной героине, в одночасье, как ей казалось, лишившейся будущего, упавшей на самое дно жизни. И из-за кого? Из-за животных, которых она очень любила, с которыми проводила много времени, была эмоционально близка. Ведь, несмотря на жуткое название "китов-убийц", косатки не киты, а большие дельфины, очень доброжелательно относящиеся к людям. Это я вам как заслуженный "гринписник" говорю. (Смеется.) Они становятся агрессивными только в определенный период готовности к спариванию, вот тогда и нужно быть очень осторожным. А так — добрейшие, милейшие существа. Для съемок понадобилось запустить этих громадин в очень небольшой бассейн, представляете? Я, когда увидела их, толкающихся в бассейне, испугалась: "Они сейчас все здесь разгромят". Ничего подобного, потолкались, потерлись — и все прошло прекрасно.

Героиня становится калекой, причем не только физически, но и психологически. Вот это-то и вызывает у зрителя чувство сопричастности происходящему.

— Потрясает и достоверность игры. Трудно себе даже представить, что должен испытывать молодой, полный сил актер, играющий калеку.

— Ох, психологически это очень-очень нелегко. Сначала я стала просматривать видео с безногими людьми, стараясь понять, как они двигаются, чтобы затем повторить это перед камерой. Потом поняла, что это чушь. Одно дело, когда человек — инвалид уже много лет, совершенно иное, когда только что стал им и не адаптировал тело к этой новой страшной ситуации. Поэтому я себя просто убеждала, что я обезножела и должна привыкнуть обходиться без нижних конечностей. Жутковатое чувство, но помогло. Дальше надо было убедить зрителя в сильном характере героини, ее стоицизме, нежелании пасовать перед обстоятельствами — тут я могла опереться на предыдущие работы. Мне нужно было выстроить из руин старой личности новую: с иной психикой, иной сексуальностью, иной стойкостью, не только с иным телом. И, кроме того, и это важно — это ведь "лав стори", которая бы не случилась, если бы не несчастье.

— Теперь, по логике вещей, вы должны сняться в комедии, дабы не стать трагическим типажом.

— Вы просто угадали мою мечту! Я была бы счастлива сняться в комедии!

— На выбор профессии повлияло то, что ваши родители — актеры?

— Эмоционально, да. Я помню, как я, еще кроха, стою за кулисами, а на сцене священнодействует удивительно красивая женщина. И вдруг кто-то говорит: "Смотри, Марион, это же твоя мама!" Это был шок. Как это так — моя мама, она же совершенно не похожа на мою маму, хотя... что-то есть... Улыбка мамина и оборачивается, как мама. Вот это чудо, что мама может быть не мамой, наверное, подтолкнуло меня в профессию. И еще то, что я очень-очень непосредственно воспринимала искусство, не отделяла его от жизни. Когда смотрела спилберговский фильм "Инопланетянин", то рыдала так, что меня хотели вывести.

— Говорят, был момент, когда вы думали бросить профессию...

— А что прикажете делать артисту, у которого не складывается. Я, конечно, снималась... ни шатко ни валко, даже дважды была номинирована на "Сезар", оба раза как "Наиболее обещающая актриса". Ну так сколько же можно обещать? Поэтому я однажды решила, что, мол, баста, хватит, позвонила своему агенту и сказала, что бросаю профессию. Может, и не навсегда, но пока хочу направить энергию в другое русло. Он мне отвечает: "Хорошо. Бросаешь так бросаешь, только, может, напоследок снимешься еще разок, тут один режиссер хотел бы тебя занять. Такой Тим Бертон, слышала, может быть?" Слышала?! Да я его обожала! И, конечно, согласилась сняться в "Крупной рыбе". А там уже потихоньку и дело пошло, и мысли такие у меня больше не возникали.

— Но все-таки большая жизнь в кино у вас началась лишь четыре года спустя, когда вы сыграли Эдит Пиаф.

— Это была даже не игра. Я ведь до сих пор стараюсь не вспоминать о времени съемок — мне кажется, что ее дух вселился в меня, завладел моим сознанием и диктовал, что и как делать. Довольно страшное ощущение, должна сказать. Правда, вполне возможно, что я сама загнала этот дух в себя. Я каждый день просматривала ее клипы, слушала ее записи и в работе над ролью полагалась на инстинкт, он меня вел. И еще меня подгонял страх, что не сумею сыграть. На четвертый день съемок я почувствовала, что кто-то поселился во мне, этот "кто-то" не отпускал меня даже после окончания работы.

— Как вам работалось с Вуди Алленом? Я как-то присутствовала на его репетиции в Лос-Анджелесской опере, где он ставил "Джанни Скикки", и у меня, сидящей в зале, сложилось абсолютное убеждение, что он просто не вмешивался в работу артистов, позволяя им делать все, что угодно. А в итоге образовался такой ансамбль, что малейшей трещинки не было.

— Ну не чудо ли? То, что он волшебник, знают в индустрии все. Я сама обожаю работать с режиссерами, которые дают мне свободу продемонстрировать зрителю, на что я способна, а Вуди среди них чемпион, он вообще не ограничивает актера. Казалось бы, каждый тянет одеяло на себя, а в итоге получается цельная вещь. Как он этого добивается, ума не приложу, но знаю, что он единственный режиссер, при встрече с которым я онемела. Буквально. Стою и молчу. Потом с трудом стала репетировать и разыгралась, но как посмотрю на него, так сразу мысль: "Смотри, перед кем ты играешь, и не забывай, кто ты сама такая! Что ты из себя строишь?"

— Адриана в "Полночи в Париже" стала воплощением женской нежности и деликатности. Поэтому ваши поклонники удивились, увидев вас в роли негодяйки Селины в "Темном рыцаре"...

— Но мне это интересно! Ну сыграю я еще одну ультраженственную роль, потом еще одну — и превращусь из актрисы в типаж. Этого я боюсь больше всего! А такие роли позволяют не просто вырваться из привычного амплуа, но и не строить штамп.

— Вы одна из самых неизвестных знаменитостей, таблоидам нечем поживиться, когда они имеют дело с вами. Вы такая скучная персона?

— Может, и так. А может, во Франции на таблоиды не очень обращают внимание. Мы, французы, твердо знаем, что слава не равна реальному весу в искусстве или обществе. К тому же я не считаю, будто занимаюсь чем-то захватывающим. Я реализую то, что дала мне природа, а кто-то делает гораздо больше меня, оказывает более существенное влияние на нашу жизнь, но характер его работы таков, что его лицо не красуется на афишах.

— Какое из человеческих чувств для вас является определяющим, диктующим и поведение, и жизнь, и профессиональную траекторию?

— О, это как раз просто — любовь! Только она и выведет, и подскажет, и направит тебя. Для себя я решила давно, что подчинение любви — самое мудрое решение.

— Как вы сами объясните голливудский феномен Марион Котийяр? Даже Катрин Денев, Изабель Юппер и Фанни Ардан, снимаясь время от времени в Голливуде, остались здесь чужими.

— Ох, вы называете такие имена... Что же, попробую сформулировать. Очевидно, есть разница в поколениях. Европа моей юности стала гораздо ближе Америке, чем это было 20-30 лет назад. Я очень любила американское кино, старалась не пропустить ни один более или менее значимый фильм, тем более что в то время в европейском кино наблюдалось некоторое эмоциональное спокойствие. Поэтому ни капли не жертвуя своим французским началом, я чувствую себя комфортно и на американской съемочной площадке. Тем более что на ней собираются поразительно талантливые люди со всего мира.