Премьера кино
"Табу" Мигела Гомеша — самый оригинальный фильм из всех вышедших на экраны в этом году. Его специфическое очарование и непохожесть ни на какой другой оценил АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
С одной стороны, "Табу" — ярко выраженное португальское кино, полное маргинального ощущения "края мира", которым долго и была эта страна, последний форпост Европы. С другой стороны, внутри португальского кино "Табу" выглядит экзотической птицей — в ярком цветистом оперенье, хотя фильм и черно-белый. В нем есть короткий юмористический пролог: усатый африканский исследователь Черного континента бросается на крокодилов из-за потерянной любви. Основной сюжет картины распадается на две неравные части — неравные не только по объему (вторая значительно больше), но и по стилю и интонации. В первой мы знакомимся с вздорной старой дамой Авророй, проигрывающей остатки своих капиталов в казино. Она явно злоупотребляет заботой своей соседки Пилар, наделенной поистине ангельским характером. Вскоре донна Аврора заболевает и отправляется в мир иной, успев перед тем снарядить Пилар на поиски некоего Джан-Луки Вентуры, которого не раз поминала в предсмертном бреду.
Джан-Лука обнаруживается в лиссабонском доме престарелых и рассказывает Пилар полную страстей и приключений историю из прошлого Авроры. Вторая часть фильма, иллюстрирующая его речь, воскрешает безумную любовь, которую она, замужняя плантаторша, пережила в молодости. В этой части нет диалогов, весь сюжет рассказан закадровым текстом героя давних событий, разыгравшихся в Африке, в португальской колонии, у подножия горы Табу. Есть там и тема назревающей освободительной революции, однако Гомеш предпочитает рассматривать колониальное прошлое совсем иначе, сквозь призму мифов — как фольклорных африканских, так и кинематографических. Одним из главных персонажей этого сюжета оказывается меланхоличный крокодил, то и дело убегающий из бассейна и помогающий влюбленным сердцам проложить свой маршрут навстречу друг другу. В фильме много иронических заимствований из мыльных опер и португальского музыкального фольклора и в то же время отсылок к шедеврам киноискусства — "Табу" Мурнау или "Жюлю и Джиму" Трюффо.
В конечном счете "Табу" — это чистое кино, которое совершенно не загрязняют вкрапления инородных тел. Как и в другом своем фильме "Наш любимый месяц август", Гомеш ловко балансирует, примиряя их, между эстетским синефильством и популярной культурой. В последней своей трети фильм превращается почти что в мюзикл, но без дорогих декораций и звезд: как бы провинциальная мозамбикско-португальская версия фильмов Винсенте Миннелли. Гомеш идет совершенно по иному пути, чем Мишель Хазанавичюс в амбициозном "Артисте": он не пытается натуралистически воспроизвести стиль старого кино, а передает его хрупкую исчезнувшую ауру.
И тогда соединяются две ностальгические темы: исчезновение империи как геополитического образования, создавшего свой мир и свою культуру, и исчезновение империи старого кино. И та и другая ассоциируются с потерянным раем. Живописуя этих усатых белых мужчин, темпераментных музыкантов и страстно влюбляющихся женщин на зернистой черно-белой пленке, вот-вот готовой распасться, режиссер заставляет нас пережить целую гамму благодарных чувств: ностальгию, меланхолию, эйфорию. А неподражаемый юмор как бы избывает горечь и драматизм реальной жизни, превращая ее в экзотическое приключение с охотой на леопардов, страусиными перьями и романтическими крокодилами, с которыми герои всегда и всюду накоротке.