При фонде "Сколково" создан Индустриальный совет — консультативная структура, в состав которой вошли крупные участники фонда. О том, зачем необходима еще одна организация, занимающаяся в России в конечном итоге вопросами инвестклимата, пусть и в узких аспектах, "Ъ" рассказывает секретарь совета РОМАН РОМАНОВСКИЙ.
— Для каких целей создается Индустриальный совет Сколково?
— Я думаю, тут надо начать с того, кто в нем, из кого состоит совет. В нем компании, принявшие решение разместить свои исследовательские центры в инновационном центре Сколково. Реально это две группы компаний — российские и нероссийские.
Сначала рассмотрим группу нероссийских компаний. Любая международная компания, входя в новую для себя географию, в первую очередь начнет с развития маркетинговых инструментов, то есть продаж. И большинство международных компаний именно на этой стадии отношений с Россией застыли.
Затем они начинают вносить в страну функцию производства, но только при наличии очень сильных экономических причин. И Россия в этом смысле уже не первый на рынке игрок: есть Индия и Китай — там себестоимость в разы меньше. И лишь в последнюю очередь в страну привносится формирование функции НИОКР. Вообще-то для компании это напрямую, с точки зрения немедленной экономической отдачи не нужно. НИОКР — это небольшая команда, но это не завод. Это вопросы конфиденциальности информации о новых продуктах. Есть еще миллион вопросов, не исключая, кстати, и патриотизма: НИОКР все хотят держать в той стране, где компания родилась исторически. Во многом это чисто эмоциональный аспект: НИОКР для корпорации наиболее ценная активность. Все готовы передавать в другие регионы части бизнеса ради дешевых ресурсов. А у себя все держат авторские права и разработку новых концепций и продуктов.
— Вы полагаете, что дело не только в корпоративной истории, но и в политических сферах?
— Конечно, на этом строится современная экономическая система. Но все же процесс продолжается, и многие страны говорят: мы тоже хотим развивать у себя такого рода деятельность ради косвенных эффектов — от высокого спроса на студентов до общего роста инвестпривлекательности региона. Начинается торговля: у компаний всегда есть выбор и между экономическими, и между политическим факторами в вопросе строительства новых исследовательских функций.
В этом смысле неудивительно, что мы создали индустриальный совет. Сколково — пионер в этом смысле: с такой постановкой вопроса, о совмещении функций НИОКР и целенаправленном привлечении инновационного авангарда, раньше никто не сталкивался. Раз эти иностранцы уже здесь, они заинтересованы в том, чтобы улучшить тут среду для работы.
— При этом в совете представлены и российские компании.
— Российских компаний вообще не так много в Сколково, но это и неудивительно. Российская корпоративная среда сформирована приватизацией, и в силу этого не во всех корпоративных структурах вообще есть функция НИОКР. Приватизация касалась в основном производства: заводов, месторождений, а исследовательская часть была размещена в институтах — она в НИИ, в общем, и институтах и осталась. В результате при коротком горизонте планирования лишь сейчас возникли компании, которые думают, как быть успешными не через 2 года, а через 30 лет. Это тоже порождает спрос на НИОКР. Вторая проблема, которая рождает спрос на НИОКР: мы уже не можем изолированно заниматься исследованиями — нужна широкая международная кооперация. Наконец, третий момент: НИОКР плохо планируется. Нельзя заставить людей хорошо думать. Можно лишь создать им среду.
В целом деятельность в рамках совета — это попытка и той, и другой составляющей повлиять на формирование среды.
— Тем не менее не различны ли задачи российских и иностранных компаний в совете?
— И тем, и другим компаниям нужен поток начинающихся бизнесов. Когда мы у себя в Сколково генерим проект, отбираем его из прочих, даем ему налоговые льготы, гранты, мы заинтересованы в том, чтобы компании и в рамках совета улучшали свои возможности в этом процессе. Инвесторы сидят в Лондоне, стартапы — здесь, и они очень мало общаются, они живут в разных мирах.
Когда общаешься с потенциальным инвестором в Сколково, часто поначалу слышишь: "Все это хорошо — Россия, регион, генофонд. Покажите мне, что здесь есть, с кем тут работать?" Показываешь список 600 компаний в Сколково, и выражение лица меняется, и меняется характер интереса: этот регион не пустой. Возникают взаимосвязи. Инвесторы могут нанять для своих целей команды из Сколково, они их могут купить, они могут вместе с ними что-то разрабатывать. Все формы жизни — это наша идеология экосистемы: чем больше таких связей, тем больше будут перекочевывать идеи отсюда в жизнь реальную. Российские компании — чуть другая история. Но у них, в конечном счете, те же мотивации. В совете по этому вопросу противоречий не возникает.
— Совет призван решать внутренние проблемы режима работы Сколково или внешнее госрегулирование инновационного сектора?
— И те и эти. Совет — это узкая компания людей, которые развивают высокотехнологичный бизнес в этой географии. И задача совета — консолидировать их голос именно в этой тематике. Ничего аналогичного в мире нет. Совет вырабатывает рекомендации и этим влияет на само Сколково. Он может выходить на правление фонда с предложением скорректировать режим работы Сколково так, чтобы это соответствовало их задачам. Второе: совет имеет статус консультативного совета при фонде "Сколково", в свою очередь — президентском фонде. Это позволяет совету готовить предложения, которое от лица всего Сколково будут обнародоваться вовне.
— Давайте начнем с внутренних проблем, интересующих совет.
— Первая проблема, которую мы пока решаем,— это проблемы со статусом участника Сколково. Вместе со статусом юридического лица--участника компания получает, с одной стороны, "пакет особых режимов" — таможенного, найма иностранцев и т. д., с другой — право претендовать на гранты фонда. Процедура присвоения статуса участника писалась исключительно с образом в голове начинающей компании, ситуации взаимодействия с такой компанией. Сейчас мы пришли к выводу, что экосистеме нужны не только начинающие компании, но и другие звери. Их надо целенаправленно привлекать, нужен набор льгот для R&D-подразделений уже существующих корпораций.
В целом это вопросы примерно этого порядка.
— Каковы тогда внешние темы?
— Более или менее приоритетные для совета темы — это вопросы госзаказа, госзаказ должен стать драйвером инноваций. Пока это не так, все будет стоять. Кроме того, есть вопрос авторских прав. Есть вопросы персонала. Дальше совет интересуют и более технические вопросы, например вопросы сертификации, тарифное регулирование. Но пока приоритет — это права и госзаказ.
— Вряд ли удивительно, что речь идет о гарантиях госзаказа — очевидно, что возможность пролоббировать себе гарантированный объем продаж неоценима и для российской, и для иностранной компании?
— У вас очень циничный взгляд на жизнь. Создавать же инновационный центр при циничном отношении к процессу невозможно, нужно быть творческим человеком, мечтателем... Нет, конечно, в работе совета всплывали и эти темы, но все понимают, что невозможно через Сколково удовлетворять интересы компаний по продажам в России. Мы можем работать только в ситуации, от которой выигрывают все.
Поэтому наши предложения в основном в сфере преференций начинающим компаниям. Локализация разработки производства новых продуктов должна стать ключевым предпочтением при крупных госзаказах. Среди наших резидентов иностранного происхождения развита мотивация good citizenship: они хотят работать в России и ждут от России, соответственно, отношения к себе как к резидентам. Их логика: если я принял решение развивать НИОКР в России, то вы предпочтете в госзаказе меня, а не компанию, которая в России ничего не развивает. Наконец, все заинтересованы в обычной доступности информации о спектре доступных в России отечественных инновационных продуктов — это тоже проблема госзаказа.
— Какие проблемы в связи с режимом авторских прав совет считает наибольшими для России?
— Блок первый: мы считаем, в системе регулирования деятельности НИИ и университетов в России есть на уровне законодательства ряд вещей, которые блокируют или, как минимум, не способствуют их вливанию в инновационный процесс. Здесь несколько предложений. Нам надо либерализовать материализацию накопленного массива авторских прав, решить неопределенность с тем, кто этим правами владеет. Может ли руководство института продать свои права и не быть посаженным за это в тюрьму? По массиву вновь создающихся авторских прав — у нас в законе есть правовая неопределенность в режиме совместной разработки и совместного владения авторскими правами. В современном мире очень много R&D ведется совместно, в России этот режим описан слабо.
Наконец, есть вопросы национальной инфраструктуры для защиты авторских прав предпринимателей. Когда поднимают эту тему, все говорят, что нужно защищать в России авторские права иностранных правообладателей, продающих тут свои продукты.
Но есть и другой аспект: я вообще считаю, что вопрос об авторских правах — это продолжения долгой мировой истории о колонизации. Эпоха географических открытий и вывоза товаров из колоний сменилась режимом авторских прав. И в этом смысле необходимо решение вопроса о собственных национальных институтах, школах, инфраструктуре, защищающей генерируемые в стране авторские права.
— И как такая система может выглядеть?
— Не знаю, это и предстоит обсуждать. Сейчас мы остановились на формулировке: необходимо создать субсидируемый государством структурный механизм по защите исключительных прав начинающих компаний и научных учреждений. Мы считаем, что они в этом нуждаются: по факту патентные поверенные на рынке есть, но система не работает. Люди не хотят патентовать свои разработки: они ссылаются на то, что сразу после патентования эта разработка тут же коммерциализируется на другом краю света и они на этом ничего не заработают.
Просто поставьте себя на место изобретателя, который изобрел новый источник питания. Он должен знать, куда позвонить, чтобы там знали, как защитить его разработку. Когда у нас человека арестовывают, ему адвокат гарантирован? Вот так же необходима госгарантия инноватору: он должен знать, что Россия защитит его разработку, скажет, как это сделать. Субсидий федерального бюджета на это, я считаю, жалеть не надо. Но никто этот вопрос не поднимал на моей памяти — совет поднимает.
— В целом возможно, что здесь как раз проблема в том, что режим охраны авторских прав в России и за ее пределами — это просто два разных режима, две разных культуры?
— Есть то, что твой социум знает, есть то, что твой социум не знает и не принимает. Например, когда я говорю, я против формулировки "Сколково — русская Кремниевая долина", против такой постановки задачи. У России другие история, социальные навыки, пройденные переживания. Если говорить о США, мы говорим о старой собственности и огромном уважении к ней. На этом фундаменте выросла история обращения с авторскими правами, венчурная инфраструктура. Истории нашей частной собственности 30 лет. Если у нас другой фундамент, то нельзя его развивать, не понимая, что под тобой находится. Основные узкие места для инновационного развития — это вопросы человеческой социальной культуры. Это то, что совету придется учитывать, и это то, для учета чего совет во многом создается.