Выставка современное искусство
В Мультимедиа Арт Музее открыта выставка Марка Куинна "Большое колесо продолжает вращаться". На первой в России выставке повзрослевшего "молодого британца", сделанной при поддержке JTI, представлены главным образом работы последних двух лет. Рассказывает АННА ТОЛСТОВА.
С брендом YBA (Young British Artists) его имя стали связывать после легендарной саатчиевской выставки "Sensation", где Марку Куинну удалось не потеряться на фоне Дэмиена Херста, Трейси Эмин, братьев Чепмен и прочих скандалистов. Автопортрет "Self" ("Сам") — голова художника, отлитая по слепку из почти пяти литров его замороженной крови и выставленная в прозрачном аквариуме-холодильнике,— был в смысле провокационности вполне на уровне заспиртованных акул и навозных Мадонн. И совершенно идеально вписывался в эстетическую программу "молодых британцев", взявшихся довести романтический бунт до логического завершения, то есть восставших против самого романтизма, отблески которого нет-нет да и вспыхнут в искусстве XX века — будь то сюрреализм, art brut или акционизм. Искусство, льющееся из самого нутра художника, выстраданное всем сердцем и политое кровью, более тонкого и остроумного механизма деконструкции романтического мифа, чем куинновский "Self", не смогли выдумать даже неутомимые Чепмены. Но на то он и искусствовед по образованию: Куинн, в отличие от остальных "молодых британцев", художественных колледжей не кончал: учился сам — там и сям, месяца три проработал ассистентом у знаменитого скульптора Барри Флэнагана. Отсюда, возможно, идея кровяного автопортрета в виде скульптуры (а не куда более банальной картины), придающая концепции объем во всех смыслах — чем более явна телесность образа, тем разительнее впечатление мертвенности, которое он производит. Куинн теперь повторяет свой донорский подвиг (кровь приходится собирать по полгода) каждые пять лет, намереваясь перещеголять главного автопортретиста истории, Рембрандта, этой кровавой галереей. В Москву привезли "Self" последней отливки, правда, не из крови, а из вина, но все равно замечательный, каким-то чудом сохраняющий — может быть, оттого что каждая новая голова делается по новому слепку с все той же, стареющей натуры,— ощущение уникальности. Что касается всего остального — это искусство намеренно холодное, рассчитанное на массовое производство, технологичное, "технически воспроизводимое" и весьма выигрышно смотрящееся на разворотах глянцевых журналов.
Впрочем, и сам Марк Куинн типичный персонаж лондонской богемно-светской тусовки — модный, звездно-хамоватый, похваляющийся тем, что Кейт Мосс позировала ему лично, потому что они дружат,— очень хорошо смотрится в глянце. И слова про художника, поднимающего "проблемы жизни и смерти", которыми изобилует каталог Мультимедиа Арт Музея, хороши для глянцевого чтива. Особенно дамского. Перефразируя "проблемы жизни и смерти", можно сказать, что Куинна интересуют две дисциплины — история и биология, точнее, место, где они пересекаются. Где морская раковина становится мертвой окаменелостью, превращаясь из живой материи в исторический документ. Где замороженный цветок — ни жив, ни мертв — делается чем-то средним между экспонатом кунсткамеры и экспонатом художественного музея, который давно уже не гарантирует жизни вечной. Все это — бронзовая Кейт Мосс в йоговской позе, здоровенная раковина золоченой бронзы, пара огромных цветков орхидеи и пара кустов орхидей в горшочках, но не замороженных, а отлитых из бронзы и раскрашенных или патинированных,— на выставке есть. Есть также цветочные и мясные, то есть написанные по фотографиям свиного филе, картины (Куинн настаивает на определении "живопись", хотя выглядит она — видимо, в силу серийности производства — как печать на холсте), названные замысловато, с претензиями на богословскую глубину.
Тут, однако, важны не "проблемы жизни и смерти", а проблема реализма: материя, запечатленная самым что ни на есть изобразительным манером, благодаря крупным форматам этих "натюрмортов" превращается в чистую абстракцию. Проблема реализма исследуется и в серии "Лабиринтов" — овальных холстов с рифленой поверхностью, красочные полосы на которую нанесены непосредственно пальцами — а что может быть более реальным и документальным, чем отпечатки пальцев? Только ДНК, но серию автопортретов в виде образцов куинновской ДНК в пробирке в Москву не повезли. Вообще, искусствоведа Куинна интересуют сугубо искусствоведческие вопросы: что такое реализм; каковы возможности исторического жанра в искусстве сегодня; когда информационное поле заполонили разного рода документальные свидетельства. Во славу этого умирающего жанра он пишет серию "Глаз истории", наслаивая фотографии радужной оболочки на карту мира. Переводит в скульптуру фотографии заключенных из Абу-Грейб, возводя их тем самым на пьедестал исторического монумента. Вкладывает в руки подросткам, героям недавних лондонских погромов, черепа вместо смартфонов — представляя их не то новоявленными Гамлетами, не то стаффажем из композиций vanitas. Производит массу претенциозной продукции, тщетно пытаясь превзойти самого себя: куинновский шедевр по исторической части — проект для четвертого пьедестала Трафальгарской площади, на который он поместил статую безрукой и безногой от рождения художницы Элисон Лэппер в последней стадии беременности — был сделан в середине 2000-х. "Это новая концепция памятника — памятника будущему, а не прошлому",— заученно объясняет Марк Куинн. Элисон Лэппер — безусловно, герой и символ эпохи. Но после московской выставки начинает казаться, что это не столько памятник новому гуманизму, сколько памятник конформизму художника, во время почуявшего моду на политкорректность.