Триумф голи

Где еще выставлять "Обнаженных мужчин", как не в музее, созданном на основе коллекции супругов Рудольфа и Элизабет Леопольд. Леопольды, оба врачи, правда, не сексопатологи, а офтальмологи, еще в молодости воспылали коллекционерской страстью к Эгону Шиле, превратив порядком забытого художника из пикантной венской достопримечательности в суперзвезду модернизма. И конечно, обнаженных Эгона Шиле, главным образом автопортретов в чем мать родила, на выставке предостаточно. Некогда обвинявшийся в порнографии Шиле, однако, уже давно не возбуждает блюстителей нравственности. "Обнаженные мужчины" начались с другого скандала: руководству музея пришлось пойти навстречу пожеланиям разгневанной пуританской общественности и прикрыть фиговыми листками афиши выставки, расклеенные по всей Вене. На злополучных афишах, так возмутивших венское казачество, красовалась работа Пьера и Жиля "Vive la France!", где на футбольном поле стоят в шеренгу трое якобы футболистов сборной Франции разных рас, отличающиеся друг от друга цветом не только кожи, но и гольфов: по паре гольфов (каждая одного из цветов французского триколора) — это единственное, что на них надето. Как ни странно, на самой выставке про цензуру почти ничего нет, разве что две афиши Густава Климта к первой выставке венского "Сецессиона", открывшейся в 1898 году. На одной Тезей, укокошивший Минотавра, предстает во всей красе, на другой — краса закрыта выращенными по указанию цензоров манерными югендстильными деревцами. Вопрос фигового листка мог бы сделаться центральным на выставке, если бы ее кураторов всерьез интересовали какие-либо вопросы, кроме привлечения публики. Видимо, Шиле сам по себе уже не делает кассы пока еще самому посещаемому музею Музейного квартала.

Начало торжественное и многообещающее: в первом зале в ряд выстроены пять статуй, открыто демонстрирующих такие части, которые попросту поотшибали бы ранние христиане и ханжески прикрыли бы гипсовой растительностью поздние викторианцы. Пять красавцев: древнеегипетский — эпохи Древнего царства — придворный, римский юноша в бронзовой копии некоего итальянского маньериста, импрессионистский "Бронзовый век" Огюста Родена, экспрессионистский "Торс" Фрица Вотрубы и манекен в майке с надписью "Sale" Хаймо Цобернига. Ждешь, что дальше тебе объяснят, почему, скажем, в Древней Греции мужская нагота в скульптуре была делом обыкновенным, а женская до самых времен Праксителя — напротив, и как вышло, что позже в западном искусстве все стало совсем наоборот, раз, по подсчетам разгневанных Guerilla Girls, 83% обнаженных в Метрополитен — дамы. Но, увы, ничего подобного. Более всего "Обнаженные мужчины" напоминают "тематические" выставки Русского музея, например про воду в искусстве: мужских гениталий много, смысла мало, хотя интересных и редких вещей натащили сотни две из музеев и частных коллекций Австрии, Швейцарии, Германии, Франции, Италии и Англии.

Вначале нам рассказывают, что в академиях, оказывается, было принято рисовать натурщиков. Вот Мартин Фердинанд Квадаль, которого императору Павлу удалось-таки зазвать в Россию, где он и помер, изображает натурный класс Академии художеств в Вене: натурщик в позе мыслителя — в центре на подиуме, живописцы в камзолах и париках с косичками расселись вокруг. А вот фотография того же натурного класса 120 лет спустя: ничего, кроме костюмов художников, не изменилось, крайний слева — Эгон Шиле. Затем нам сообщают, что художники стремились к античному идеалу, предъявляя в доказательство этого неплохо известного факта целый зал работ, от гипсовых "Тезея и Минотавра" Антонио Кановы до гомоэротических постановок Вильгельма фон Гледена. И напоминают, что этот античный идеал служил воплощением всяческой героики, подтверждением чему является еще один зал разнообразных академических одиссеев, ипполитов, гераклов и адрастов. К ним в компанию, собственно, и попали скандальные футболисты Пьера и Жиля.

Кажется, лишь на подходе к искусству XX века у кураторов начинают возникать какие-то более определенные и оригинальные культурологические соображения. В разделе, посвященном Вене около 1900 года, к эксгибиционистским автопортретам Эгона Шиле добавлено три автопортрета Рихарда Герстля: на одном он одет, на другом — обнажен по пояс, на третьем — полностью раздет, и это саморазоблачение выглядит процессом сродни психоаналитическим процедурам. В разделе про мужскую баню, начинающемся с известной ксилографии Альбрехта Дюрера, заметно преобладание купальщиков кисти живописцев Северной Германии и Скандинавии — стран, в которых зарождалось нудистское движение. Разумеется, не обошлось без главы "Женский взгляд", где над всеми мстительно разоблачающими мужчин феминистками царит Луиз Буржуа со своей "Fillette", скульптурным трактатом о комплексе кастрации. Разумеется, есть глава про перформативную телесность, где по праву царят австрийцы — от венских акционистов до венских хулиганов, группы Gelitin. Заканчивается выставка гомоэротическим разделом "Мужской взгляд": эстетские рисунки Жана Кокто и Дэвида Хокни, эстетские фотографии Роберта Мэпплторпа, провокационное дуракаваляние Гилберта и Джорджа, непременный "Керель" Энди Уорхола и новая, довольно неожиданная серия Бориса Михайлова "Мужской разговор". В финале — "Без названия" Феликса Гонсалеса-Торреса: огромная фотография смятой постели с двумя совершенно одинаковыми подушками. В самый разгар очередного всплеска гомофобской истерии в США художник разместил этот интимный снимок на манхэттенских билбордах как рекламу, призывая общество не лезть в личную жизнь своих членов. Вероятно, напоследок кураторы "Обнаженных мужчин" хотели сказать зрителю, что в искусстве бывает нечто куда более откровенное, чем обнаженная натура. Но зритель ценит выставку совсем не за это.

Вена, Музей Леопольда, до 28 января