Директор балета Парижской оперы Брижит Лефевр ответила на вопросы Марии Сидельниковой
Мари-Аньес Жило уже ставила на других площадках, однако спектакль в Опере вы ей доверили только сейчас. Почему?
Мари-Аньес Жило не просто блестящая исполнительница, но и интерпретатор: каждый раз она привносит что-то свое в хореографический текст. Я знала, что она ставит маленькие пьесы, дуэты. Одну из первых своих миниатюр Мари-Аньес сделала именно на сцене Оперы. А в 2007 году в рамках фестиваля хип-хопа, который организовал мой муж в пригороде Парижа, Мари-Аньес сделала интересный номер вместе с двумя танцовщиками хип-хопа. С точки зрения движения, энергии это был любопытный опыт. И я подумала, почему бы не предложить ей поставить и в Опере.
Как вы подбирали музыку, сценографию? Это выбор Мари-Аньес Жило или ваш?
Мари-Аньес очень внимательный и интуитивный человек, но поначалу складывалось ощущение, что она абсолютно не знает, чего хочет. Однако постепенно ориентиры стали проявляться. Сценографа, швейцарского художника Оливье Моссе предложила сама Мари-Аньес. Идея пригласить дирижера Лоранс Экильбе возникла у меня. Она придумала музыкальную драматургию — отрывки из произведений Антона Брукнера, Дьердя Лигети и Мортона Фледмана. Последним появилось имя бельгийского дизайнера Вальтера ван Бейрендонка — он сделал костюмы. Эта мысль как-то одновременно всем нам пришла в голову, и спектакль заметно выиграл с приходом Вальтера в команду.
Премьера идет в одной программе с балетом Мерса Каннингема. Чем продиктован этот выбор?
Да, это может показаться странным: рядом с великим хореографом — начинающая постановщица. Но таким образом я хотела раскрыть другую грань Каннингема, его страсть к молодежи, к авантюрам. И еще — это моя личная благодарность Каннигему. Когда в 1970-х я ушла из Оперы и вместе с Жаком Гарнье основала свою труппу Theatre du silence, нам выпал шанс станцевать два балета Каннингема. И я была поражена добротой, открытостью этого человека. Наверняка его забавляло то, как мы танцуем его хореографию, но это его ничуть не смущало. Я очень хотела восстановить именно этот балет — "Один день или два". Каннингем сочинил его для балета Парижской оперы 40 лет назад, и, по-моему, это был единственный раз, когда он ставил не на свою труппу. В этом балете, который в 1970-х совсем не поняли, сошлись три великих человека XX века: Мерс нас научил по-другому видеть танец, Джон Кейдж научил иначе слышать музыку, Джаспер Джонс — гениальный художник, этим все сказано. Конечно, проще было сделать программу, полностью посвященную Каннингему, но я решила иначе.