север
Есть в Европе такая область, про которую все слышали, но никто про нее толком не знает — Лапландия. Еще древние географы, пытаясь описать жителей этого далекого края, использовали слова: дикари и колдуны.
Саамы, или, как их раньше называли, лопари, живут по всему северу Скандинавии от Атлантики до Белого моря. Почти половина всех саамов — от 30 до 40 тысяч — норвежские подданные. Лишь в последние годы многие из них вновь начали учить родной язык, менять имена и идентифицировать себя как саамов. Есть у саамов своя политическая партия и даже свой отдельный парламент, но вообще-то игра по правилам западной цивилизации привлекает совсем немногих. Тысячелетиями лопари существовали в своей параллельной реальности и, в общем-то, неплохо себя чувствовали — а сейчас "просвещенные" европейцы приезжают к ним, чтобы поучиться.
Трудно утверждать что-либо о столь давних временах, но все же ученые считают, что саамы — прямые потомки первых обитателей Северной Европы. Когда-то, следом за отступающим ледником, они пришли на берега Балтийского моря и жили здесь довольно долго, занимаясь охотой и рыболовством. Мамонты, конечно, тоже попадали в их ловушки, но главной добычей были олени, от охоты на которых древние люди постепенно перешли к их разведению. Так они и жили себе, кочуя вместе с оленьими стадами, не пользуясь железом — но климат менялся, с юга напирали новые народы с совершенно другим укладом жизни. И оленеводы, вслед за своими стадами, уходили все дальше на север, пока не остановились у полярных границ континента. Здесь, под защитой суровой зимы, гор и тундры, они сохранили свой удивительный взгляд на мир.
Выражение "дитя природы" сейчас звучит скорее иронически, но по отношению к саамам оно абсолютно верно. Весь путь человеческой цивилизации — это история максимального облегчения жизни человека за счет природных ресурсов. Для саамов (которые всегда жили в крайне суровых условиях) само противопоставление "человек — природа" звучит дико. Нам трудно понять это, но в представлении саамов в мире все связано со всем — человек, олень, гора, сугроб являются как бы одним целым, поэтому время и пространство ими воспринимается по-другому.
Скажем, "колдовство", во владении которым лопарями европейцы были уверены, с точки зрения самих саамов не представляет собой ничего сверхъестественного. Колдун лишь воздействует на какую-то часть мира, чтобы изменить его целиком — так мы греем ноги, чтобы повысить температуру. Ну а саамский колдун мог вызвать бурю, пошевелив оленьими рогами, или загнать рыбу в сеть, поболтав в котле поварешкой.
Несмотря на то, что даже дети в Финнмарке (так называется норвежская Лапландия) умеют пользоваться интернетом и гоняют на снегоходах, древние традиции почитаются до сих пор. Среди саамов есть шаманы, заслуженные колдуны, песнопевцы. Некоторые из них выступают перед туристами в этнографических программах, другие считают это зазорным — на самом деле и то, и другое бессмысленно, поскольку исполнители и зрители живут в разных мирах.
Например, традиционное лапландское песнопение — йойк, которое часто предлагают послушать туристам, песнопением вовсе не является. Что это такое — трудно передать словами, но йойк может быть не только у человека, но и у животного, и у места. Это что-то вроде ритуального имени, которое само по себе является частью того, кого называет. Йойк идет не от разума, а от души, поэтому он может звучать совершенно по-разному — как птичье пенье, волчий вой или речитатив.
Красота йойка, как и северного дизайна, и норвежской природы кроется в непостижимой простоте. Человек не вмешивается в то, что и так хорошо устроено. Недаром главные достопримечательности Финнмарка — чисто географические, созданные не человеком и до человека. Фьордов в губернии больше, чем на западном побережье, хотя они менее знамениты, здесь расположен мыс Нордкап — самая северная точка Европы, а миллионы туристов приезжают в Лапландию смотреть в небо. Летом на 70-й параллели можно наблюдать, как солнце ночью опускается в море, но вновь взмывает ввысь, едва коснувшись горизонта. А зимой любоваться удивительным северным сиянием — говорят, такого больше нет нигде.