Воздастся столицей

Или доброжелательный взгляд на Москву из провинции

Людмила Короткова

Звонок из Москвы был неожиданным. Как это часто бывает, ждешь заветный звонок, ждешь, а потом перестаешь.

— Вы нам подходите, приглашаем вас на работу.

— ...Когда выезжать?

— Да хоть завтра. Сможете?

Чего тут думать. Уже давно все решила, не я — обстоятельства, ситуация, жизнь подвели к этому решению.

— Вот такая я, да. В Москву. В IT-компанию берут, кучу денег предлагают, очень я нужна им, и на возраст не посмотрели. Приезжай, говорят, быстрее,— это уже у себя на работе, уже на прежней работе (как приятно произносить это слово — прежняя) объясняю.— А что я теряю? Скучную подневольную работу со скучной зарплатой?

Проблема малых городов — найти работу или сменить ее, когда уже все не по душе. Сделать это практически невозможно. Счастлив, что вообще у тебя она есть, эта работа.

Москва и немосквичи

И вот она — московская IT-компания. Здание — бетон и стекло, в котором отражается небо. Просматриваются насквозь все этажи и люди в офисах. На берегу Москвы-реки. Как это ни странно, но при поиске работы это все играет немаловажную роль: красивый интерьер, бесшумный прозрачный лифт, просторные залы с кондиционером. Плюс к этому еще и кофемашина, прилагаемые чай, кофе. В современном здании ты ощущаешь себя иначе, и это нравится.

Больше всего, особенно первое время, впечатляли умные лица. Коллектив молодых людей, в основном программистов, или, как сейчас принято выражаться, системных архитекторов. Ни одного сотрудника с тупым равнодушным взглядом! С наглым — есть, да, но и наглость тоже не тупая, как у выпускников провинциальных вузов, развращенных доступным дипломом и отсутствием конкуренции, а основанная на знании, опыте.

Поражало также то, что никто не кричит, как он много и упорно работает. И начальник сам разбирается в той работе, которую дает. Это тоже не похоже на то, как работают в маленьком городе, где начальниками становятся или по знакомству, или стали ими когда-то очень давно и навсегда.

Возглавляет эту IT-компанию молодая женщина, про которую, можно сказать — баловень судьбы. Отдельный кабинет за стеклянной дверью, ненормированный рабочий день, свободный график, неслабая зарплата и возможность общения с умными людьми как минимум 8 часов в сутки. Опять же парадокс — никаких московских понтов и гламура. В телесериалах про московскую офисную жизнь все начальницы — стервы в деловых костюмах и на убийственных (в прямом и переносном смысле) каблуках. Моя начальница другая — европейский стиль, низкий каблучок, ничего не блестит.

На первом же корпоративе за рюмкой коньяка я узнала, что в фирме нет ни одного москвича. Все, оказывается, приехали. Элиста, Волгоград, Ульяновск, Нерюнгри, Астрахань, Нижний Новгород и т.д.

Вот тогда я и обнаружила, что с москвичами, оказывается, я еще не сталкивалась. Ну, кроме одного. Того, что приходил раз в месяц собрать оброк за квартиру, которую сдавал мне. Мужчина в возрасте. Сдает квартиру своих детей, которые уехали жить в Крым. Общение с ним не воодушевляло. Ни внешним видом, ни умом, ни манерами, он ничем не отличался от Петра Иваныча, живущего со мной в соседнем подъезде в моем маленьком городе. Бабушки, торгующие носочками или кофточками у метро, тоже не сильно на москвичек смахивают.

Хотя и между бабушками есть разница.

Выходной день, 10 часов утра, магазин. Я стою рядом с пожилой женщиной в колбасном отделе.

— Подбери мне, милая, колбаски получше,— обращается пенсионерка к продавщице.

Молодая женщина, акцент и черты лица которой выдают в ней южанку, берет палку дешевой вареной колбасы с магическим словом ГОСТ в названии (на провинциальных пенсионеров это слово до сих пор действует безотказно). Московская пенсионерка хмурится:

— А сколько стоит эта колбаса?

— 250.

— Нет, я как-то тут у вас брала, вот та мне понравилась. Не помню, как называлась, стоила рублей 450.

Бабушка попросила взвесить ей сырокопчененькой по 600 рублей, после чего удалилась.

"Московская пенсионерка",— подумала я ей вслед.

О чем надо подумать потом

В Москве быстро привыкаешь легко расставаться с деньгами. Вот она — первая московская зарплата на карточке дала о себе знать радостной эсэмэской. Деньги настоящие, не то что там, в провинции. Потом встречаешься с единственным в твоей московской жизни коренным москвичом — и денег нет. Так остается немного, чтобы после работы купить окорочков, о которых ты в провинции уже начал забывать. Овощи, фрукты — абсолютно все откуда-то привезенные: Турция, Греция, Кипр, Израиль. Дорогие, но по вкусу и аромату до краснодарских яблок или астраханских помидор не дотягивают. У нас же в провинции ими торгуют прямо с фур те же астраханцы и краснодарцы. В Москву торговать их, видимо, не пускают, чтобы не сбивали цены.

Кроме денег в Москве катастрофически не хватает сил. Они уходят на дорогу, работу и на те же магазины.

Грустно, что практически не замечаешь красоты этого огромного города. Я оказалась на станции метро "Белорусская" около 9 часов вечера. Люди в поездах уже клевали носом. Увидела две группы иностранцев, по всей видимости, американцев. Люди в возрасте явно за 60 и даже за 70 стояли, обратив свои взоры на потолок. Девушка-гид им что-то оживленно рассказывала, привлекая внимание к мозаике. Я остановилась, посмотрела наверх мельком, подумала тут же, что обязательно потом почитаю в интернете про эту станцию, архитекторов и художников. Ключевое слово — потом.

Сама возможность — пойти в театр, на выставку, концерт уже как-то насыщает твою потребность в культурном досуге. И при острой нехватке сил, денег, энергии заменяет встречу с прекрасным. Может быть, это происходит именно в начале жизни в Москве? Может, потом это изменится?

И все-таки, несмотря ни на что, я люблю вечером или в выходной день проехаться по Москве на машине, просто посмотреть город. Метро, что ни говори, подавляет, несмотря ни на красоту и блеск многих станций. Подавляет ежедневная толпа спешащих, бегущих усталых, часто раздраженных людей. Опускаешься в метро в час пик утром и вечером и тогда — не до мозаики. А вот на машине — там видишь другую Москву. Даже несмотря на пробки, ты чувствуешь себя более комфортно и можешь порадоваться чистым безукоризненным улочкам на подъезде к Кремлю, великолепием многочисленных мостов через Москву-реку.

Куда бы вы в Москве ни пошли — повсюду что-то копают, строят, бурят, гремят отбойными молотками, перегораживают сетками, заборами. Москва — город вечной стройки. Может, это хорошо. Большой город, в котором есть потребность в переустройстве и есть деньги на это. Но я обратила внимание на то, как срывали нормальный асфальт с тротуара, по которому я ходила на работу, а потом клали новый, точно такой же. И что одна и та же лужа стояла там и до и после этих работ. С этим мы и в провинции сталкиваемся. Осваиваются-то деньги по всей стране.

Первое время, настроенная на лирический лад, я видела полупустые троллейбусы, и мне нравилось думать, что эти троллейбусы идут в парк. Потом их стало как-то подозрительно много, этих троллейбусов, идущих в парк. Потом я поняла, что москвичи пересели на машины, немосквичи — на метро, а троллейбусы оказались мало востребованными.

Еще одна особенность московской жизни — имитация. Впервые я столкнулась с этим явлением, когда муж моей подруги сажал дерево у себя на даче: большой крепкий русоволосый мужчина держал в руках саженец, а копал яму, заливал водой работник Миша. Вернее "Миша" — это имя, на которое откликался Мухаммед из Киргизии. В садоводческом обществе он строил дома, копал землю. Держась за саженец, муж моей подруги имитировал процесс посадки дерева. Потом я оказалась в так называемом походе — сплавлялись по реке на рафтах. Примерно та же картинка. Молодых энергичных московских туристов на автобусах доставляют до берега реки, на реке уже готовы к отправке рафты. Сотрудники туристической фирмы выдают шлемы, весла, спасжилеты. На рафтах можно сплавляться под мотором, можно погрести. Сам пороги проходятся под чутким руководством инструктора. Вроде бы вот он порог — река гудит, брызги, волны, но опасность самая минимальная — надувные плоты-рафты проходят его без малейшего риска. Вечером московские туристы приглашаются к уже разведенному костру и приготовленному ужину. Та же самая имитация похода: ты наслаждаешься свежим воздухом и природой, все остальное делает тот, кому заплачено.

Или московская мода на курсы живописи. Творческая мастерская. Холст, краски, кисточки — все готово. Перед глазами картина, которую сейчас за три часа можно будет нарисовать под руководством настоящего художника. Берем такую-то краску, смешиваем ее с другой, наносим мазки здесь, потом здесь, эта линия темная, облака снизу накладываем серым. За три часа картина маслом готова. Вроде бы ты сам рисовал, и тем не менее назвать этот процесс созданием нельзя, а вот имитацией — вполне.

Я понимаю, народ в Москве работает много, немало зарабатывает и за свои кровные хочет расслабиться и отдохнуть. Один человек, производящий что-то, создает рабочие места для многих, оказывающих ему услуги. Вроде все довольны, и картину маслом с удовольствием пишу, и в походе на природе опять же с удовольствием отдыхаю. Что здесь не так? Об этом подумаю потом...

Что еще удивляет в Москве? Конечно же отовсюду звучащая иностранная речь. Понятно, что на улицах Москвы повсюду звучит не английский, итальянский или французский. Звучат языки, которые ты не знаешь совершенно, и это языки народов со всех просторов бывшего СССР. По дороге на работу встречаешь родителей, ведущих своих детей в детские сады или школы, и понимаешь: то, о чем пелось в песнях и славилось в фильмах, сбылось. Москва стала воистину многонациональной столицей, реальной малой родиной для пастуха из далекого киргизского села, белорусского хлебопашца, кавказца из горного аула. Пытаюсь понять это явление, но сейчас некогда, потом...

Бегство из банки с анчоусами и размышления о ней

Москва может показаться на первый взгляд городом агрессивным. И все-таки вы ошибетесь, если решите, что москвичи и все те, кто волею судьбы, будучи немосквичами, живут в этом городе, злые и бесчувственные. Москва — город людей нежнейших и добрейших по сути своей. И это мне удавалось наблюдать не раз и не два. Москва — это город, в котором проходят мимо оборванных нищих на вокзалах — привыкли. И при этом молодые женщины бросаются спасать горемыку, перебравшего лишнего, буквально вытаскивая его из лужи и доставляя домой. А поздним вечером в последнем составе метро всегда найдется какой-нибудь бывший военный, который уговорит пришедших полицейских не забирать спящего в вагоне молодого человека и поможет ему добраться до дома, связаться с родственниками. Как это ни странно — в таком большом городе не так-то легко пропасть, как может показаться с первого взгляда.

Я часто задумывалась над тем, что дает приезжему человеку жизнь в Москве. Приезжают люди, находят работу, зачастую тяжелую, мучаются в метро, дышат грязным воздухом, не бывают на природе, живут на окраинах в муравейниках. Ради чего? Ради денег? По себе знаю, это очень сомнительный аргумент. Долго размышляя над этим вопросом, я пришла к выводу, что жизнь в Москве дает некую степень свободы, возможность реализации себя как профессионала, как личности. Человек больше не чувствует себя анчоусом, попавшим в банку, из которой невозможно выбраться, а нужно только тихо и слаженно, в унисон с остальными такими же анчоусами, мариноваться. Конечно, одна степень свободы, связанная с выбором работы, тянет за собой множество других несвобод. Нелегкий московский быт, пробки, ежедневное преодоление огромных расстояний, метро. И тем не менее в Москве у человека возникает, может быть, иллюзия, что он не просто тянет свою лямку, он свои годы проживает. На работе мы проводим большую часть своего времени, и ощущать себя свободным, нужным, согласитесь, важно.

К тому же Москва позволяет по достоинству оценить тех, кто остался дома. Ты вдруг понимаешь, что рядом с тобой всегда были люди достойные, цельные, нежные, которые тебя любят, что бесконечно важно в городе, где людей больше, чем песчинок на морском берегу. Ну, про количество песчинок я, конечно, загнула, а вот про ощущение себя этой самой песчинкой — да, в Москве оно есть. Но песчинкой, способной на действие.