Очень представительная монархия

В 1536 году Анну Болейн, вторую жену Генриха VIII, обвинили на основании кое-как состряпанных свидетельств адюльтера в государственной измене и отправили на эшафот. Век с лишним спустя, в 1649 году, перед судом оказался король Карл I; дело тоже можно было в каком-то смысле считать бракоразводным, только теперь уже нация расторгала свой символический "брак" с сувереном при помощи топора и плахи. Эти две даты и обозначают эпоху, которую выставка зовет "Золотым веком английского двора", эпоху, когда средневековая монархия превращалась в современную державу, когда королевская власть преисполнилась настолько абсолютных представлений о своем величии и могуществе, что даже присвоила полномочия главы церкви. Абсолютную монархию, правда, построить не удалось; уж как ни был Карл I свято уверен в своем праве царствовать без парламента, но вон чем все кончилось. И все же без этого культа, который монархия старательно выстраивала вокруг себя всеми средствами, от репрессий до изящных искусств, действительно не было бы ни великолепной придворной культуры, ни вообще всех тех прекрасных вещей, которыми памятна тюдоровская и раннестюартовская Англия.

Ренессансный монарх — это по определению не то же самое, что средневековый сюзерен; круг его забот уже не сводится к тому, чтобы водить вассалов в походы и следить за тем, чтобы в феодальной лестнице прочно держались все ступеньки. Генрих VIII — тот воевал, Карл I воевал тоже (правда, со своими подданными), но вообще монарху было отныне достаточно воодушевлять войска да благосклонно пожинать лавры, раболепно подносимые ему полководцами. С этим и женщины, как показывает пример Елизаветы I, прекрасно могли справляться. Правитель превращался из "первого среди равных" (слово "пэр", как известно, значит как раз "равный") в живое средоточие всей государственной мощи, и, собственно, именно поэтому возникает двор — не просто некое административно-хозяйственное управление, а целая сложно устроенная вселенная, где все вращается вокруг коронованной персоны. Во-первых, знать надо было держать при себе (нечего ей сидеть в своих замках полновластными князьками), а для этого ее надо было и привлекать, и развлекать, аккумулируя блеск, богатство и роскошь всей страны. Во-вторых, власть притягивала десятки и сотни "малых планет" — просителей, обедневших дворян, правоведов, докторов, авантюристов, поэтов, художников и прочая, и каждый надеялся, что однажды получится удачно попасться земному божеству на глаза, а благосклонный или неблагосклонный взор решал все. Собственно, так было и за пределами Англии, но островная ситуация часто кажется и более чистой, и более колоритной. Не в последнюю очередь в силу того, что центральный персонаж этого "золотого века" — королева Елизавета, которая всю эту громогласную репрезентацию собственного величия режиссировала с чисто женским шармом.

Из славных английских коллекций в Кремль приезжают с рассказом об этой эпохе самые многообразные вещи — доспехи, оружие, драгоценности, шпалеры, рисунки, станковая и миниатюрная живопись и даже книги (включая первое издание шекспировских пьес): пожалуй, еще никогда кремлевская выставка, посвященная монаршим сокровищам, не была настолько разнообразной по материалу и по набору охватываемых сюжетов. В Успенской звоннице экспозиция отыгрывает тему монарха как патрона искусств (и патрона не совсем бескорыстного, если иметь в виду создаваемый этими искусствами образ), в Одностолпной палате — представляет арсенал придворных увеселений: охота, турниры, спектакли и всевозможные социальные ритуалы, от государственных церемоний до изысканного флирта. Одних только крупных художественных имен в достатке: и Гольбейн, работавший при дворе Генриха VIII, и ван Дейк, писавший при Карле I британскую аристократию, и ювелиры-миниатюристы времен Елизаветы и Иакова I — Николас Хиллиард и Исаак Оливер, создатели портретов самой королевы-девственницы и ее фаворитов, без которых не обходится посвященная елизаветинским временам иллюстрированная монография. Но даже малоизвестные (или неизвестные вовсе) авторы часто представлены произведениями, которые стоят всяческого внимания — вот, например, так называемый "Хэмденский портрет" Елизаветы I, созданный в 1560 году, чуть стилизованное изображение высоколобой белолицей красавицы на пышном золотом фоне: в каком-то смысле переломная вещь, потому что в дальнейшем вместо дамы, приятной во всех отношениях, портреты королевы будут представлять зрителю божество, идола, у которого малейшая подробность жеста или наряда, словно на иконе, полна изысканных аллегорических смыслов.

И часто все это вдвойне редкие вещи. Две сверкающие дорогими каменьями подвески с портретом Елизаветы I (одна из них принадлежала Фрэнсису Дрейку, "корсару Ее Величества" и грозе испанского флота) ценятся в Англии чуть ли не на уровне государственных регалий — так ревниво оберегаемых драгоценностей в стране всего несколько штук. После казни Карла I королевские сокровища частью распродали (несколько европейских коллекций обогатились принадлежавшими казненному королю живописными шедеврами), частью же переплавили. Тогда, при Кромвеле, еще много с чем пытались бороться — например, запрещали, о ужас, праздновать Рождество, но кто себе сейчас может представить старую добрую Англию без рождественского пудинга? Вот и с двором то же самое: серебро и золото могли переплавить, но страшно притягательный миф о золотом веке — он остался.

Кремль, Одностолпная палата Патриаршего дворца и выставочный зал Успенской звонницы, с 26 октября по 27 января