День без наркоза

Бои за древний город Алеппо — экономическую столицу Сирии — идут уже третий месяц. Американская журналистка увидела эту бойню глазами повстанцев и описала один день из жизни больницы в квартале, который, судя по всему, до сих пор не взят правительственными войсками

Клэр Моргана Гиллис, Алеппо — специально для "Огонька"

Улицы в Сайф-эд-Дауле — городском квартале Алеппо — практически обезлюдели, воздух наполнен пылью от обломков, в которые превратили местные здания почти три месяца беспрерывных танковых обстрелов и авиаударов. От куч дымящегося мусора, наваленных на дорогах, идет тлетворный запах. Громко мяукают уличные кошки, выискивая на свалках пищевые отходы, а каждое утро за хлебом выстраиваются длинные очереди — в них стоят те немногие жители, которые еще не покинули свои дома.

Уличные фонари не работают, и по ночам единственный свет — от луны. Подразделения Свободной сирийской армии скрываются в уцелевших зданиях, вооруженные автоматами Калашникова и самодельными коктейлями Молотова. Изредка по опустевшим улицам промчится пикап, в кузове которого установлен тяжелый пулемет, но большинство повстанцев передвигаются по городу на машинах, безо всякой брони и вооружения. Армия Асада превосходит повстанцев по численности и, несомненно, по вооружению: разрывы мин и танковых снарядов не утихают ночи напролет. У мятежников есть несколько "душек" (станковые крупнокалиберные пулеметы ДШК.— "О"), но в основном они полагаются на свои калашниковы и гранатометы.

Кровавый пол и голубые простыни

К госпиталю Дар-эль-Шифа, одному из немногих госпиталей, работающих в повстанческих кварталах (похоже, он самый крупный.— "О"), одна за другой, безумно сигналя, подъезжают машины. Снаряды регулярной армии разрушили часть его верхних этажей, которые теперь закрыты. Отделение скорой помощи — от силы 30 квадратных метров, каждый из которых замаран кровью,— когда-то было комнатой со стойкой администратора. Легковушки, грузовички и пикапы продолжают подъезжать и доставлять раненых в таком быстром, сумасшедшем темпе, что часть пострадавших с менее тяжелыми ранами тут же переправляют в другие больницы.

В четверг (4 октября.— "О") госпиталь принял не менее 50 раненых — почти все гражданские, из них около 15 детей. Десять доставленных умерли в течение нескольких часов. Был момент, когда медперсонал обслуживал семерых раненых прямо на полу, потому что для них уже не было ни кроватей, ни хирургических каталок, ни даже носилок... Юная девушка с ранением в шею. Мужчина, в которого попала разрывная пуля. Другой — с поверхностным и учащенным дыханием, у него пулевое отверстие на левом плече...

Еще один раненый — маленький мальчик, лет, возможно, 12. Он без штанов, свернулся калачиком, тихо покачивался и плакал. На ноги наброшена какая-то ткань, но на большее доктора и медсестры просто не нашли времени: кроме них успокаивать его некому, а ранения мальчика не настолько тяжелые, чтобы они немедленно занялись ими.

Пожилой мужчина, охрипший от крика, отчаянно жестикулировал и повторял: "Они ударили по школе! Они ударили по школе с самолета!" Школа — это одно из временных укрытий, где нашли приют оставшиеся в этом квартале горожане, надеясь, что там будет безопаснее, чем дома. Надежда была напрасной. "Башар — осел! — неистово кричал этот мужчина.— Скотина!.."

Какого-то человека средних лет привезли в госпиталь уже мертвым, его так и оставили рядом на тротуаре. Кто-то набросил на тело голубую простыню, но кровь из проломленного черепа все равно просачивалась на дорогу. Приехал сын убитого: с рыданиями и бессвязными стонами он приблизился к телу. Потом набросился с кулаками на стену, словно хотел выместить на ней свое горе, его с трудом за окровавленные руки и оттащили. Еще через полчаса прибыли остальные члены семьи, целый фургон заплаканных подростков, они забрали тело, чтобы похоронить.

Группа бойцов Свободной сирийской армии доставила в госпиталь своих раненых и не уходила, пока не убедилась, что врачи занялись ими. Тогда только они оставили своих товарищей, запрыгнули в грузовик с полуспущенными шинами, нагруженный еще дюжиной повстанцев, и двинулись обратно, на передовую. В тот четверг она была всего в 500 метрах по дороге вниз от госпиталя.

"Дети страдают особенно"

Футболку Закарии, человека с добрым и усталым лицом, украшает надпись "Самый ценный игрок", и, видимо, неслучайно: он как хладнокровный бухгалтер ведет счет раненым и убитым. Закария листает запятнанные кровью страницы своего журнала, чтобы свериться со списком вновь прибывших в госпиталь, и хранит бумажники и удостоверения личности всех раненых — для их семей. В университете он учился на экономиста, а работать в госпитале стал два месяца назад, как раз в разгар битвы за Алеппо — до сих пор одной из самых кровопролитных битв в непрекращающейся сирийской войне.

Удивительно, но даже среди этой безжалостной бойни случаются моменты мира и веселья. Поодаль от Закарии, рядом с аптечным пунктом, стоит и виновато улыбается 27-летний студент-медик Абдулкарим, которого, обращаясь ко мне, дразнят товарищи: "Он хочет жениться, не поможете ему?" Насмешники взрываются от хохота. Абдулкарим пытается объясниться: он свободно говорит по-немецки, так как почти окончил курс обучения на медицинском факультете Тюбингенского университета (один из старейших университетов Германии в земле Баден-Вюртемберг, особенно знаменитый медицинским факультетом и вкладом в либеральное христианское богословие.— "О"). Два месяца каникул этот студент посвятил работе в Дар-эль-Шифе. Его семья в безопасности: она живет в деревне недалеко от Алеппо, там нет боев. "Домашние против того, что я здесь,— поясняет Абдулкарим.— Мы и сейчас спорим об этом".

Большинство медикаментов попадает в госпиталь контрабандой — или из Турции, или с территорий, подконтрольных режиму, рассказывает Абдулкарим. "Сложнее всего гражданским,— поясняет он,— у них нет ни еды, ни работы, ни денег. Дети страдают особенно".

У ворот госпиталя еще один 12-летний мальчишка, Мохаммед, с озорным смехом наматывает круги на велосипеде. Ветеринар, который помогает докторам Дар-эль-Шифа с тех пор, как в Алеппо начались бои, уговаривает Мохаммеда остановиться, чтобы удалить шрапнель из его носа. Мальчик сначала отказывается, но потом радуется: нехитрая операция удалась. Он гордо пишет на клочке бумаги свое имя и имя своего отца по-арабски, а также старательно копирует латинские буквы с ближайшего грузовика: TOYOTA.

Но стоит вблизи взорваться машине, как спокойствие мальчика улетучивается. Он в ужасе подскакивает, бессмысленно вращает головой, пытаясь установить источник опасности. Ветеринар гладит его по голове, уверяя, что это всего лишь машина, что никто не пострадал и не пострадает, но Мохаммеду все же требуется несколько минут, чтобы прийти в себя. Наконец, мальчик садится на свой велосипед и, объезжая груды камней и обломков, едет один — вниз по улице.

Об авторе