Фестиваль кино
Открытие Недели иранских фильмов с участием представительной делегации было подпорчено пикетами российских кинокритиков у кинотеатра "Художественный": они требовали свободы для Джафара Панахи и других репрессированных иранских кинематографистов. Комментирует АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Недель разных зарубежных кинематографий в Москве проводится великое множество, и особого резонанса они, как правило, не вызывают. Отбор фильмов на них осуществляется чаще всего не профессионалами, а чиновниками от культуры самих этих стран. Иранская неделя преподносилась с помпой, поскольку проходила в рамках Недели культуры Ирана в Москве по программе сотрудничества Минкульта РФ и Министерства культуры и исламской ориентации Исламской Республики Иран. Именно так последнее называется, подавая пример правильной ориентации друзьям и соседям.
Недоумение кинокритиков вызвал состав фильмов недели, в титрах которых практически нет режиссерских имен, знакомых по международным фестивалям, где иранское кино почти всегда достойно представлено. Правда, среди пяти картин, привезенных в Москву, есть все же фестивальные и даже получившие призы, но акцент сделан не на них, а на фильме "Дни жизни" режиссера Парвиза Шейха Тади, чья предыдущая лента "Субботний охотник" ("Охотник шабата") даже обсуждалась в иранском парламенте ввиду своего зоологического антисемитизма.
Этого шедевра мы не видели, зато желающим удалось посмотреть открывавшие неделю в присутствии их создателей "Дни жизни". Это откровенно пропагандистский фильм, действие которого происходит в 1988 году в пустыне на южном фронте ирано-иракской войны. Большая часть картины, показывающая страдания раненых иранских бойцов и героизм спасающих их врачей, выполнена, как выразился один из критиков, "в эстетике мясокомбината": кровь, кишки и прочие внутренности активно участвуют в создании атмосферы. Что касается сюжета: сначала начальник госпиталя Амир Али воспитывает командированного из Тегерана молодого врача, испорченного привычкой к комфорту и позволяющего себе повышать голос на больных. Именно этот субъект подозрительно радуется, когда между Ираном и Ираком заключается перемирие, но последний вероломно его нарушает, и врачи-патриоты вновь находят место подвигам. Амир Али и его преданная жена Лейла укрывают больных в подземном бункере, причем некоторые из них предпочитают умереть, чем освободиться от мочи и развести в бункере антисанитарию. Врачи и медсестры проявляют гуманизм даже к захваченным в плен иракцам: в конце концов, и те и другие мусульмане. В финале аллах, хвалу которому непрестанно воздают герои, все же делает правильный выбор между воюющими сторонами. Но победа достается иранцам дорогой ценой: Амир Али, которого жена называет Львом, теряет зрение, другие вообще пожертвовали за родину жизнью.
Иранский кинематограф после распада СССР занял в мировом контексте вакантное место советского. Несколько десятилетий он талантливо, с присущей древней иранской культуре философской глубиной рисовал благостный и бесконфликтный образ Ирана как страны добрых и честных тружеников, ведущих непростое, но достойное существование. Многим виделся в этом противовес моральной деградации современного западного искусства. К тому же национальный кинематограф имел среди иранской публики высочайший престиж, а популярности таких режиссеров, как Мохсен Махмальбаф, Аббас Киаростами и Джафар Панахи, мог бы позавидовать Спилберг. О кино как национальном мифе с потрясающим энтузиазмом и юмором рассказал один из лучших иранских фильмов — "Салям, синема" того же Махмальбафа.
Но вот вдруг оказалось, что в самом Иране и в среде иранской эмиграции существует мощное диссидентское кино, а за благостным фасадом страны скрывается драматизм противоречий и проблем, которые не снились Европе. Среди самых острых — положение женщин и положение художников, вынужденных работать под гнетом фундаменталистской цензуры. Постепенно ведущие режиссеры страны либо покинули ее, предпочитая работать за границей, либо вступили в конфликт с властями — как Джафар Панахи и Мохаммад Расулов, которым после ареста и отсидки запрещено заниматься профессией и выезжать из страны.
А тем временем, как в свое время в СССР, в Иране процветает официозный пропагандистский кинематограф, предназначенный главным образом для внутреннего пользования. Теперь его решили представить россиянам. Не удивительно: в нашей стране поднимает голову православный фундаментализм, а вместе с ним возрождается цензура. Если иранцы в свое время наследовали лучшие традиции советского кино, то сегодня мы готовы позаимствовать у Ирана худшее.
Именно всем этим актуальным контекстом объясняется акция пикетирования, проведенная группой российских кинокритиков по призыву Бориса Нелепо, а не только естественным сочувствием к иранским художникам — жертвам репрессий.