Они помогают не думать о времени

О своих часах архитектор Доминик Перро

У меня немного часов — семейная золотая "луковица", стальные Swatch и вот эти часы, которые я ношу сейчас. Золотые карманные часы перешли ко мне от матери, они принадлежали ее отцу, моему дедушке, а до этого прадедушке. Это конец XIX века, но они еще на ходу. Swatch я люблю за то, что это часы, которые можно надеть в любой ситуации, но все-таки главные для меня — это третьи часы. Они подписаны Оле Матисеном, датским дизайнером и часовщиком.

В течение долгого времени я вообще не носил часы. Лет десять, не меньше. Я был подростком, юношей, молодым мужчиной, и как все молодые люди моего поколения, был немного анархистом. Я писал картины, занимался экспериментальной архитектурой — и не желал быть связанным никаким распорядком дня, никаким расписанием. Работаю, сколько могу, потом сплю, пока не высплюсь. Зачем при такой жизни часы!

Но постепенно оказалось, что, когда ты не носишь часов, ты гораздо больше привязан к времени, чем тогда, когда они у тебя на руке. Ты все равно не можешь жить без времени и в итоге начинаешь в уме просчитывать, как оно идет. Ты сам превращаешься в часы.

Чувство времени для архитектора очень важно, точно так же, как и чувство пространства, пропорций. Время в архитектуре разбито на этапы, и эти этапы в жизни связаны с расставаниями и потерями. Когда ты придумываешь проект и работаешь с ним, он тебе принадлежит. Потом ты уже делишь его со строителями, и он уже не совсем твой. И самая тяжелая, хотя вроде бы и самая приятная минута, когда все закончено, разрезали ленточку — и вся твоя связь с проектом исчезает. А ведь работа длится годами. Я сейчас подумал, какой из проектов занял у меня больше всего времени. Проект Европейского суда. Он уже построен, но еще не закончен: нас попросили добавить еще одну башню. Я работал над ним двадцать лет — потому что Европа росла быстрее, чем мы работали. Когда мы начинали, европейских стран было пятнадцать, теперь нас двадцать семь, и для каждой понадобилось место. В общем, время уходит. И даже самая быстрая работа — театральные декорации или установки для выставок-- тоже требует времени.

Я не люблю опаздывать и ненавижу авралы, стараюсь их избегать, а потому привык соразмерять силы со временем, которое нам дано. Словом, у меня в голове постоянно двигались стрелки, и в конце концов это стало мне надоедать.

История датской часовой марки Ole Mathiesen началась в 1919 году, когда Аксель Матисен открыл часовой магазин в Копенгагене. В 1957-м он передал дело своему сыну Оле. Оле Матисен решил, что будет не только продолжать семейную торговлю Patek Philippe, Rolex и Jaeger-LeCoultre, но выпустит собственную модель. Часы, спроектированные им в 1962 году, оказались культовой вещью на много лет вперед: в 2004 году Дизайнерский центр Дании присудил им The Classics Prize. Сейчас маркой владеет его сын, Кристиан Матисен, который производит всего 5000 часов в год. Часы, как и раньше, собираются в Швейцарии, мало изменились за прошедшие полвека и выпускаются в тонком, в 5,5 мм, корпусе с диаметром 28, 33 и 35 мм. Французского архитектора Доминика Перро помнят в России по истории несостоявшегося строительства второй сцены Мариинского театра. Тогда у господина Перро забрали проект, выигранный по конкурсу, но театр так до сих пор и не достроили. Хотя с тех пор архитектор построил с десяток не менее важных и интересных зданий по всему миру, панно с проектом Мариинской сцены до сих пор стоит у него в мастерской.

Фото: Коммерсантъ

Когда я купил часы, я освободился от этого наваждения. Часы оказались полезны для того, чтобы не думать о времени. Понимаю, это звучит странно, потому что часы сделаны для того, чтобы напоминать о времени, которое проходит. Но для меня они — после десяти лет отсутствия — стали не ментором, а метрономом. Часы мне нужны для того, чтобы следить за ритмом жизни, не организовывать с их помощью всяческие расписания, а просто сверять с ними ощущение времени, которое у меня по-прежнему интуитивно.

Итак, мои первые часы были часами Ole Mathiesen. Я был в Копенгагене и ходил по магазинам — вовсе не с целью купить часы. Я искал печь, чугунную датскую печь для мастерской. Но я увидел эти часы и решил, что я без них не уйду. Пошел за печкой и вернулся с часами.

После этого с часами началась удивительная история. Я их вскоре потерял и очень по этому поводу расстраивался. Я чувствовал себя неуютно без часов, и никакие другие мне не нравились. Мне хотелось именно эти, мои. Я был безутешен.

Кончилось тем, что мне подарили вторые часы, точно такие же, точно той же модели, и они прожили у меня несколько лет, пока однажды утром я не забыл их в отеле у кровати. У архитекторов вечные разъезды, я мучаюсь джет-легами и я уехал без часов. Днем позвонил, но было уже поздно, часы из отеля, видимо, ушли сами. Тогда я решил, что не судьба мне их носить, и перешел на Swatch.

Но я не мог забыть своих Ole Mathiesen. И вот однажды я получил их в третий раз — от очень близкого мне человека. Она хорошо знала, чем меня можно обрадовать. С тех пор я их стараюсь не оставлять где попало — и очень рад, что это все те же часы, что форма их не изменилась. Даже их размер, который сейчас может показаться маленьким, 33 миллиметра, очень мне подходит, потому что у меня узкое запястье. Эти часы напоминают мне ту архитектуру, которую я стремлюсь делать: ясная геометрия, чистые формы, никаких отсылок к прошлому, абсолютная функциональность.

Беседовал Алексей Тарханов

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...