Классика с Михаилом Трофименковым

"У самого синего моря", 1985

Девушка обхватывает руками голову, рвутся и падают, как переспевшие драгоценные ягоды, ее бусы. Этот крупный план, лирическая формула смятения, вошел в "Истории кино" — коллаж Жан-Люка Годара — на равных правах с фрагментами из величайших фильмов всех времен и народов, а у Годара безупречный вкус. Кто это? Что это? Русский "профессиональный зритель" легко опознает цитаты из "Гражданина Кейна" и "Правил игры", "Рима — открытого города" и "Завещания доктора Мабузе". А вот с опознанием этой девушки и этого фильма, возможны, а то и неизбежны, проблемы. Девушку зовут Машенька. Она — бригадир рыболовецкого колхоза "Огни коммунизма" на островке в Каспийском море. Дело происходит на общем собрании колхозников. В отчаянии она, поскольку механик Алеша (Николай Крючков), белокурая бестия в тельняшке, сорвал выход в море не потому, что заболел, а поскольку впал в черную меланхолию из-за любви к ней. Машеньку сыграла Елена Кузьмина, жена Бориса Барнета, в соавторстве с Самедом Мардановым снявшего "У самого синего моря". Как сказали бы сейчас, "заказной" фильм о героическом труде рыбаков. Один из самых воздушных, смешных, трогательных, свободных фильмов в истории кино. Если говорить о 1930-х, то единственные ассоциации с ним — французский "поэтический реализм", импрессионизм Жана Ренуара. Недаром Барнета провозгласили великим режиссером именно французские критики. Для нас Барнет — это "Подвиг разведчика". Для них — "Окраина" (1933), предвещающая неореализм, и "У самого синего моря". При этом Барнет (1902-1965), покончивший с собой из-за глупой ссоры с мосфильмовским начальством, отнюдь не был интеллектуалом: как деликатно говорили его коллеги, ну не был он "теоретиком". Его интуитивную манеру сравнивали с поведением боксера на ринге. Барнет и был профессиональным боксером, случайно попавшим в кино. Хотя действие "У самого синего моря" и помещено в конкретно-исторические координаты, в героях без труда опознаются архетипические маски. Да и координаты не очень конкретные. Остров — рай земной: остаться на нем навеки незамедлительно хочется всем, кто туда попадет. Как попали, промыкавшись два дня в открытом море, Алеша и Юсуф (Лев Свердлин), товарищи, почти разодравшиеся из-за прекрасной Машеньки. Дружба гибнет из-за баб: вполне французская философия. Алеша и Юсуф — гениальная комическая пара. Плакатный, уверенный в себе, но постоянно обламывающийся русский. Кругленький, суетливый, сентиментально мечтательный, шаловливый, пританцовывающий азербайджанец. Да это же Пьеро и Арлекин, соперничающие из-за Коломбины-Машеньки. Только вот назначил Барнет на роль Пьеро именно победительного Алешу, а Юсуф оказался Арлекином, что не помешало остаться в финале с носом обоим. Но есть в фильме еще один, самый главный герой. Это море. Первые несколько минут на экране ярится, постепенно умиротворяясь, Каспий. Барнет влюблен в смертельно опасные пляски его волн, влюблен в их рокот. Кажется, позволь ему, и он снимал бы их без конца, и это, наверное, был бы увлекательнейший фильм. И море вмешивается в любовный конфликт, похищая девушку во время очередного шторма, а потом возвращая ее, уже оплаканную, на остров: потешился Посейдон. Рассмеются герои: "Ты умерла!" Отдадут ей свою одежду. Пустятся, полуголые, на траурном митинге в сумасшедшую лезгинку и "яблочко". Какие там "Веселые ребята", какой там "Цирк": вот это и есть наш, советский цирк в лучшем смысле слова.

"Дни любви"

(Giorni d`amore, 1954)

Первая комедия и первый цветной — то есть дважды неорганичный для Джузеппе де Сантиса — фильм неореалиста-коммуниста, чьи "Трагическая охота" (1947) и "Рим, 11 часов" (1952) вызывают пугливое уважение своей прямолинейностью. Что касается цвета, то критика была беспощадна: "раскрашенный лубок". Что касается юмора, то, оппонируя "розовым", коммерческим неореалистам, де Сантис перещеголял их в слащавой бесконфликтности: не фильм, а оргия благородной нищеты. Анжеле (Марина Влади) и Паскуале (Марчелло Мастроянни) никак не пожениться: слишком бедны, чтобы закатить свадьбу "как у людей". Жених мерит шагами канаву, принадлежащую пополам их семьям, мечтая, как получит в приданое долю невесты, засыплет ее и разобьет апельсиновый сад. Родители подбивают детей разыграть похищение, чтобы не тратиться на свадьбу. Толпа хором примиряет родителей, когда притворная ссора перерастает в настоящую. Невеста не отдается "похитителю": неудобно, ведь гуси смотрят. Советская критика вздохнула: ну, по меньшей мере, де Сантис "не опошлил" неореализм. Лучше бы опошлил.

"Месье"

(Monsieur, 1964)

"Месье", как и "Дни любви" Джузеппе де Сантиса, снял режиссер-коммунист, который, взявшись за комедию — поскольку не нашел денег на фильм о португальских антифашистах,— оказался самым что ни на есть "мелким буржуа". Ну и славно: предсказуемая, но безотказная бульварная пьеса Клода Жевеля доставляет больше удовольствия, чем серьезные фильмы Жан-Поля Ле Шануа. Богач (Жан Габен), безутешный после гибели жены в ДТП, идет топиться в Сене. Его спасает, объяснив, какими развесистыми рогами наградила месье покойная, Сюзанна (Мирей Дарк), экс-горничная, ныне — труженица панели. Месье все считают мертвым, и он находит в этом неожиданную прелесть. Отбивает Сюзанну у сутенера. Назло алчным "наследникам" опустошает свой особняк во главе шайки воров, а те падают перед ним ниц, как перед величайшим грабителем: и ключи он от дома и сейфа заготовил, и в комнатах ориентируется вслепую. Нанявшись с Сюзанной слугами к Бернадеку (Филипп Нуаре), поражает его владением светской беседой и знанием вин. Конечно, в финале все вернется на круги своя, но ведь социальные роли в комедиях только для этого и меняются.

"Мария Шотландская"

(Mary Of Scotland, 1936)

Джон Форд, как истинный ирландец, симпатизировал валлийцам ("Как зелена была моя долина", 1941) и шотландцам. Трагедия Марии Стюарт была бы образцовым, то есть образцово скучным, костюмным фильмом, если бы не три обстоятельства. Во-первых, Кэтрин Хепберн в заглавной роли: Форд объяснялся в любви к ней лучезарными крупными планами. Марию губят ее юная красота и вывезенное из Франции свободомыслие в любви, вызывавшие у незаконнорожденной жабы, "королевы-девственницы" Елизаветы II (Флоренс Элдридж) большую ненависть, чем весомые права шотландки на британский трон. Своенравие Марии сыграло с ней дурную шутку: презрев все варианты династических браков, она приняла предложение ничтожного Дарнли (Дуглас Уолтон), оказавшегося мелочным тираном. Пришлось его заколоть, а дом его — взорвать. Во-вторых, немногочисленные, но очень театральные и яростные одновременно сцены действия — мятежей и убийств — Форд снял так же, как снимал погони в вестернах, то есть безупречно. Ну а в-третьих, какая музыка может быть слаще воя волынок, составляющего львиную долю музыки к фильму.