Премьера / Театр
В Новом драматическом театре на Печерске сыграли премьеру спектакля "Корабль не придет" по пьесе немецкого драматурга Нис-Момме Штокманна. Чем сюжет о двух берлинцах — потерявших и обретших контакт отце и сыне — способен заинтересовать нашего зрителя, разбиралась ИРИНА ЧУЖИНОВА.
Новый драматический театр на Печерске, сделавший в прошлом сезоне беспроигрышную ставку на офисный триллер "Push up" Роланда Шиммельпфеннига, включил в репертуар еще одну современную немецкую пьесу — психологическую драму Нис-Момме Штокманна "Корабль не придет". Это закрученный в тугой сюжетный узел рассказ о попытках некоего молодого успешного автора написать по заказу пьесу о падении Берлинской стены. Только вот незадача: значительное событие национальной истории на поверку оказывается тусклым детским воспоминанием, и драматург решает расспросить о событиях 1989 года отца, с которым у него давно разладились отношения. Так что путешествие в прошлое становится для героев еще и погружением в мир давних фобий, обид и неразрешенных вопросов.
Дуэт отца и сына в спектакле, поставленном Александром Крыжановским в тандеме с художником Борисом Орловым, поистине замечателен. Владимир Кузнецов и Игорь Рубашкин строят свой диалог как джазовую импровизацию, не забывая во время собственного виртуозного соло посылать партнеру удивительно точные по смыслу интонации. Так, вторя друг другу, они постепенно открывают зрителю типичную и всегда, увы, болезненно личностную историю о стене между близкими людьми, которую они же сами и выстраивают, а потом истошно пытаются докричаться сквозь нее друг до друга. Режиссер мастерски подчеркивает эту мысль организацией мизансцен. Поначалу отец и сын вовсе не встречаются в одном пространстве — они разделены экраном. Отец сначала возникает на нем как силуэт, а затем — как персонаж фильма с постепенно нарастающим крупным планом. Сын будто под микроскопом всматривается в знакомые черты, натужно припоминая то время, когда отец его не раздражал, а восхищал. А тот в свою очередь старается преодолеть неловкость перед собственным обожаемым сыном, нащупать ту простую интонацию, которая прежде находила путь к его сердцу. Впрочем, попытка совместно припомнить исполненные надежд и восторгов дни крушения Берлинской стены заводят героев в тупик. Радость, как метко подмечает драматург, людей сближает, но не роднит. По-настоящему близкими их делает горе — память о пережитой трагедии, смерти жены и матери, перед которой меркнут самые глобальные, с точки зрения историков, события. К этой истине, в конце концов, приходят герои, вдребезги разбивая внутренние психологические барьеры.
Кажется, сама пьеса Нис-Момме Штокманна, изобилующая флешбэками, комментариями, философскими рассуждениями, провоцирует постановщиков использовать в спектакле видеоряд и сделать экран еще одним важным персонажем. Сюрреалистичные сны молодого героя, документальные кадры массовых акций, анимационные картинки и видеоролики, игра света и тени, неожиданно возникающий на глазах у зрителей шаловливый бумажный кораблик, плывущий по волнам,— в конечном счете, коллаж этих пестрых и разномастных изображений проясняет смысл сценического рассказа не менее эмоционально, чем исполнители. Но, пожалуй, самый точный и выразительный образ возникает в эпизоде, когда стоящий перед отцом взрослый сын отбрасывает на экран тень пятилетнего ребенка.