Выставка японской графики в ГМИИ имени Пушкина
В рамках празднований 100-летнего юбилея закладки первого камня ГМИИ им. Пушкина (изначально Музея изящных искусств имени Александра III) открылась едва ли не самая лучшая выставка в программе этих торжеств — "Коллекция Сергея Китаева. Японская живопись и графика XVIII-XIX веков". Впервые насколько возможно полно представлено собрание дальневосточного искусства гравюрного кабинета ГМИИ, которое считается одним из самых представительных и ценных в Европе.
Сам коллекционер, передавший перед выездом за рубеж в 1916 году свое собрание в Румянцевский музей (затем была передача в ГМИИ), считал, что "оно занимает второе место в Европе по достоинству и качеству". Пожалуй, так оно и есть. По крайней мере, японские искусствоведы, рыскающие по всему миру в поисках национального наследия и навестившие "Дом Верстовского" (отдел ГМИИ, где хранится графика, в том числе японская) в середине 80-х, приходили в экстаз, видя эстампы и свитки Секая, Кесая и Сосэна из "собрания Китаева". Памятны их восхищенно-сокрушенные восклицания: "Такого в Японии уже не осталось. А за сколько это вы могли бы продать?"
Курьезно, но изначально (то есть в XVII-XIX веках) эти гравюры на дереве стоили не дороже оберточной бумаги. Печатавшиеся огромными тиражами картинки с красивыми видами Фудзи или Эдо (Токио) и Токайдо, портретами актеров и куртизанок, фигурами борцов, забавными городскими сценками и эпизодами японско-корейской войны наподобие календарей или репродукций украшали жилища простолюдинов. Впрочем, ими не гнушалась и аристократия. Порой же в эстампы как в салфетки заворачивали снедь или собирали мусор.
Можно сказать, что в те времена гравюра была одной из статей маскультурной продукции. Дело в том, что воцарившаяся в начале XVII века династия сегунов Токугава, чтобы смягчить нравы — последствия жестоких и длительных феодальных войн — решило окультурить население: самураев стали наставлять на "путь литературы", на появление "веселых кварталов" и издание эротических альбомов правители смотрели сквозь пальцы (нужно было как-то погасить избыток воинской энергии), лубки же несли культуру в массы. Так возникла гравюрная школа укие-э (в переводе "картинки повседневной жизни"). Вначале черно-белые, затем они стали "набирать" цвет, достигли колористической изощренности и графического эстетства в творчестве Утамаро, Харунобу, Хиросигэ, Хокусая, Куниеси, Кунисада, Эйдзано, а к концу XIX века превратились в ширпотреб, сработанный, правда, по старым канонам, но несколько ремесленнически.
В Европе гравюрой укие-э стали увлекаться в середине прошлого века. Ее скупали импрессионисты, ценившие открытый цвет, приобретали братья Гонкуры и Золя. Даже у бедняги Ван Гога нашлись деньги, чтобы собрать коллекцию из 400 листов. "Когда изучаешь японское искусство, становишься счастливее и радостнее",— писал он брату Тео. Однако для него, как и для многих других европейских художников, японская гравюра стала не только антикварной экзотикой и эстетским десертом, но и своего рода пособием по современному искусству. Многие пользовались и композициями и цветом укие-э: Ван Гог, например, не раз переписывал иные сюжеты (в частности, "Мост Охаси во время дождя"), а там и Тулуз-Лотрек и Матисс, да и наши Остроумова-Лебедева, Билибин и Фалилеев были обольщены японской "удивительной краткостью художественного восприятия и его воплощения". Да и графически манерный стиль ар-деко не наследник ли когтисто-гибкой "Волны" Хокусая и луноликих красавиц Утамаро?
Если в западные коллекции японская гравюра зачастую попадала через вторые или третьи руки, то собрание Китаева собиралось на месте — непосредственно в Японии. В конце прошлого века офицер флота Сергей Китаев скрупулезно отбирал лучшие оттиски в мастерских и лавках японских портов. Более того, при отборе ему помогали такие видные специалисты, как директор Токийской академии художеств профессор Окакуро Тэнсин. Таким образом сформировалась первоклассная коллекция. И потому на вернисаже выставки о ней с придыханием говорили японские посольские. Но многим казалось, что со вздохом.
МИХАИЛ Ъ-БОДЕ