Когда в 2004 году Гюстав де Керверн и Бенуа Делепин произвели свой первый совместный опус, критики сразу же окрестили их кино сюрреализмом, раздавались даже лестные сравнения с Бунюэлем и Жаком Тати. В российском прокате побывали два последних фильма режиссерского дуэта: "Луиза-Мишель" (2008) с Иоландой Моро и "Последний мамонт Франции" (2010) с Жераром Депардье, которые с некоторой натяжкой можно назвать комедиями. Фильмы де Керверна — Делепина обычно населяют нелепые аутичные персонажи, ведущие неравный бой с постиндустриальной социальной системой, которая их породила. В "Луизе-Мишель" оставшаяся без работы швея (Моро), чтобы восстановить справедливость, отправляется убивать хозяина закрывшейся фабрики, но никак не может разобраться, кому же на самом деле эта фабрика принадлежит. В "Мамонте" вышедший на пенсию мясник (Депардье) ездит на древнем мотоцикле по провинциальным шарашкам и пытается собрать справки, без которых его пенсия останется копеечной, и вместо задела на уютную обеспеченную старость повсюду натыкается на след своей беспечной ушедшей молодости. И вроде бы обстоятельства донельзя реальные, но вся эта критика капитализма выглядит у де Керверна — Делепина скорее как тревожный сон сумасшедшего: творческий метод французов — громоздить вместо сюжета надуманные построения и странные гэги, смешные в лучшем случае через два раза на третий. По-видимому, так выглядит сюрреализм в его нынешнем изводе. Хотя у дуэта есть интересное свойство — в искусственных конструкциях их фильмов то и дело попадаются живые смешные и трогательные куски, попавшие туда будто бы против режиссерской воли, чтобы оттенить происходящий абсурд.
Новый герой дуэта — сорокалетний панк по прозвищу Not (Бенуа Пельворд), который нарушил принцип "жить быстро, умереть молодым" лишь отчасти: просто не повзрослел. Он ночует в мусорных контейнерах, моется в фонтанах и целыми днями ошивается вокруг супермаркетов в компании маленького песика. Но, несмотря на боевую раскраску — панковский гребень, татуировка на лбу,— он всего лишь безобидный клоун. Максимум, на что он способен,— вытащить йогурт из чужой тележки с продуктами. Его родной брат Жан-Пьер (Альбер Дюпонтель) — этакий винтик капиталистической машины, клерк, продающий матрасы и замороченный на последних моделях плазменных телевизоров. Он читает своему панкующему брату нотации о необходимости уважать стандарты и подчиняться авторитетам, но вскоре оказывается, что сам он практически свихнулся на своей унылой работе. С ним случается нервный срыв, он беснуется в магазине среди матрасов и вылетает на улицу без выходного пособия. Бывшая жена опустошает их совместный счет, Жан-Пьер пытается совершить самосожжение в супермаркете, но, как и попытки всех прочих персонажей де Керверна — Делепина совершить серьезное действие, не удается и эта. Теперь наступает очередь Нота учить брата жизни: "выкинь галстук, ты же не собачка на привязи, у нас не было будущего, а теперь не будет и прошлого, самый короткий путь к свободе — по прямой" и прочая. В устах откровенного клоуна эти революционные инвективы, лишившись надлежащего пафоса, звучат довольно смешно. Не вполне понятно, добивались этого режиссеры или так вышло само собой, но акционизм предстает в их фильме блаженным идиотизмом: фриков с их манифестами даже не пытаются повязать — на них просто никто не обращает внимания. Но неутомимые братья все равно затевают очередную демонстрацию протеста против общества потребления на пустующем складе за супермаркетом, и авторы им, безусловно, симпатизируют. В крошечных ролях, как свадебные генералы, мелькают Депардье и Иоланда Моро, но, пожалуй, самое интересное в фильме — это фон. Не город и не деревня, а какой-то и в самом деле сюрреалистический постиндустриальный пейзаж. Не промзона, но и не жилое место — голое поле с коробками супермаркетов и безжизненными парковками, где редко встретишь гуляющих или просто идущих пешком людей, кроме заполошных панкующих братьев. "А где люди-то? — спрашивает Жан-Пьер.— Их нет на фабриках, нет в полях, и в церквях их тоже нет".— "А люди в одиночестве сидят по домам",— говорит Нот. "We are not dead" — такую нехитрую мысль пытаются сообщить братья этим людям — престарелые панки искренни, но былая дерзость теперь все равно похожа на милое кривляние. И сами режиссеры в итоге добиваются обратного: сюрреализм и акционизм выглядят в их исполнении скорее мертвыми, чем живыми.
В прокате с 27 сентября