На Мадейре мы поехали кататься на фуникулере. Неторопливо и величественно мы это делали. По той причине, что шла к концу вторая неделя на острове и вся торопливость давно исчезла из нашей жизни
Лень было быстро переставлять ноги, вот что я хочу сказать. После адской круглосуточной спешки в Лондоне на Олимпиаде я жил на Мадейре. И правда жил, иначе это не назовешь. Не путешествовал, не купался, не ужинал в горных и долинных ресторанчиках, а просто жил и понимал, что мог бы жить так еще долго, а чем черт не шутит, и еще дольше.
Необыкновенно хорошо было на этом острове. Я даже не понимал, почему. И не хотел понимать, потому что лень было разбираться. Люди вокруг были хорошие, дети родные все время приставали... Ну и что еще человеку для счастья нужно? Да, и ни одного российского телеканала.
Мы испробовали многие местные достопримечательности, в том числе на вкус. "Ты на Мадейре? — переспросил меня товарищ в эсэмэске.— А я на воде и соках". А вот на фуникулере так и не катались. А надо было, конечно.
Сели и поехали. И все места, которые мы обошли за эти две недели, оказались под нами. Это было весело.
Потом мы попали наверх. А когда вышли, выяснилось, что это был последний фуникулер. И только одна табличка рядом: "Ботанический сад — наверх 800 метров пешком".
Ну и что, я хотел и так тоже: взять когда-нибудь билет в один конец. Но хотели ли этого мои дети, Маша с Ваней? Они, оказывается, тоже хотели. И мы пошли еще выше. И в самом деле пришли в Ботанический сад. Нас предупредили, что войти мы успеем, а вот выйти — вряд ли. Но в такой ситуации мы уже в этот день оказывались, так что это нас никак смутить не могло.
В саду мы, естественно, обнаружили засилье деревьев и птиц, наступающая темнота скрадывала очертания клеток, и стало казаться, что ты в той самой Мадейре, куда впервые попали португальцы несколько веков назад, когда еще были в силе.
Я обратил внимание, что дети мои не так уж стремятся пережить новые приключения и готовы начать движение вниз.
Но и тропинок уже не было толком видно. Впрочем, Ваня в два счета вывел нас к полуприкрытой двери, и мы оказались на просторной, если сравнивать ее с тропинкой в Ботаническом саду, дороге. Машины по ней не ходили ни вверх, ни вниз, и только метров через пятьсот мы встретили дедушку, который, несмотря свою неразговорчивую внешность, прекрасно владел английским, а главное, хотел поговорить на нем. И так, на дороге, мы беседовали с ним ни о чем, то есть обо всем сразу.
Дети, наконец, стали нетерпеливо дергать меня за рукав.
— Мы так к утру вниз спустимся,— шептал Ваня.
Дедушка, впрочем, понял, о чем это он, и вывел из гаража, каким-то чудесным образом прикрепленного прямо к краю обрыва, хорошую машину, посадил нас в нее и быстро отвез вниз, к людям. Дети радовались свободе.
Но еще больше они обрадовались, когда дедушка предложил доехать до порта, потому что у него там был пришвартован катер.
Океан был тихий и пустынный. Таким ему и следовало быть, если он намерен был соответствовать высокому званию Атлантического.
Тут уж дедушка ничего не говорил. Мы просто шли на катере вперед вдоль лунной дорожки, а он молчал и даже к штурвалу почти не притрагивался. Я в какой-то момент даже подумал, что он заснул.
— О чем он думает? — спросила меня Маша.— О чем-то важном?
— Конечно,— сказал я.— Разве не видно? О чем-то самом важном.
— Видно,— согласилась Маша.— Только есть очень хочется. И холодно.
То есть она тоже думала о важном.