Тумас Транстремер
СПб.: ОГИ, 2012
В прошлом году 80-летний Тумас Транстремер получил Нобелевскую премию по литературе, а незадолго до того в Швеции выпустили юбилейное собрание его текстов в одном томе. Теперь стараниями переводчиков Александры Афиногеновой и Алеши Прокопьева оно появилось по-русски. Такое в российском книгоиздании с современными авторами происходит крайне редко: это действительно весь Транстремер — 13 поэтических сборников и маленькая, очень трогательная книжка воспоминаний о детстве и ранней юности. Временной охват — с 1954 по 2004 год. В 1990 году Транстремер перенес инсульт, потерял способность к речи и управлению правой половиной тела. Тем не менее долгое время он продолжал писать и публиковаться. Удивительным образом свою болезнь он предсказал в 1974 году: "...Но тут происходит инсульт: правосторонний паралич с афазией, он / воспринимает лишь короткие фразы, произносит не те слова <...> Он писал музыку к текстам, которых больше не понимал — / таким же образом / мы что-то выражаем своими жизнями / в звучащем хоре оговорок".
На подобном стремлении к поиску значительности, необходимости вписывания в большие спокойные масштабы — вопреки суетливой неразличимости жизни — в большой степени основана работа Транстремера. Он кажется не совсем поэтом XX века. Настоящее в его стихах не отсутствует, но становится непривычным медленным временем, смотрящим скорее назад, чем вперед. Для этого темпа Транстремер нашел идеальную форму: предельно свободный стих, находящийся в одном шаге от прозы, но иногда вдруг оборачивающийся строгими античными размерами. Его древность лишь отчасти культурная. Транстремер скорее не историк, а натурфилософ. Или, точнее, природная и человеческая история для него не очень различаются. Многое в его текстах, кажется, объясняется скандинавским происхождением. Опять-таки — не только в культурном, но и в природном смысле. Это отчетливо северные стихи, в том смысле, что между землей и небом в них — небольшое расстояние, ровно в человеческий рост. И в этом радикальном измерении человека миром (а не наоборот) — одно из главных оснований транстремеровской поэзии.
"Прощай, нищета. Краткая экономическая история мира"
Грегори Кларк
М.: Издательство Института Гайдара, 2012
В том, что именно издательство Института Гайдара выпустило книгу британского экономиста Грегори Кларка, есть своеобразная ирония. Отец-основатель института потратил немало сил на то, чтобы преобразовать неэффективные советские институты во что-то жизнеспособное. Книга Кларка во многом про то, что институты — хорошие ли, плохие — никакой роли не играют. Кларк — ярый адепт мальтузианства, экономической теории родом из конца XVIII века. В грубом изложении суть его воззрений заключается в следующем: реагируя на рост доходов, население начинает размножаться, возрастающая численность приводит к падению дохода вплоть до уровня, после которого оно уже начинает вымирать. Любой прогресс приводит к ухудшению уровня жизни, а войны, эпидемии, катастрофы — к улучшению. Спасением от демографических взрывов может стать новый уровень эксплуатации ресурсов, каким была промышленная революция. Но почему она произошла именно тогда и в том месте, где произошла, остается из книги Кларка неясным. Зато чрезмерно четко объясняется другой спасительный, по мнению автора, механизм: Кларк утверждает, что веками бедняки балансировали на грани выживания, а богатые активно плодились. "В силу этого черты, впоследствии обеспечившие экономический динамизм,— терпение, трудолюбие, смекалка, изобретательность, образованность — биологически распространились на все слои населения". Этот социодарвинизм оставляет неприятный привкус и от самых увлекательных глав — например, посвященной сравнительному анализу уровня жизни примитивных сообществ, английского рабочего класса в XIX веке и современных европейцев. При ближайшем рассмотрении выясняется, что неостановимая поступь прогресса и экономического процветания несколько преувеличена: в современных странах третьего мира жители питаются куда хуже, чем в каменном веке, а охотники и собиратели, живя в целом не хуже, работали в разы меньше, чем пролетарии в прошлом веке.