У человека, пишущего предисловие или рецензию на собственную книгу, не так много выбора. Можно принять кокетливую позу и извиняться перед читателем за то, что отнимает его время, за скромность таланта, композиционную неловкость, униженно просить снисхождения, и, в сущности, это самый выигрышный ход. Хотя, как говорил мне начальник слесарного цеха во время школьной производственной практики: излишняя скромность — это уже наглость.
Можно быть честнее и высказать все, что бы ты хотел услышать о себе от других: о новизне подхода, яркости языка, о глубокой разработке темы, но для этого нужна настоящая смелость. Считается, что правду говорить легко и приятно, но попробуйте сесть за рецензию на самого себя, точнее, попробуйте представить читателя по-настоящему правдивой рецензии на самого себя, и на коже самопроизвольно выступит холодный пот.
Я, пожалуй, выберу третий путь, и еще раз напишу тут про кухню. В конце концов, когда тебе сорок, в сущности, говорить остается только о еде, потому что другие темы слишком болезненны.
Когда я был моложе, меня больше всего занимал в готовке момент превращения. Метаморфоза сахара, становящегося карамелью. Растительное масло, вырастающее в майонез. Бесформенный шмат свиной грудинки, оборачивающийся рулетом с начинкой из инжира. И дальше, дальше, дальше. Туда, где нет предела совершенству.
Теперь в еде мне ближе идея возвращения. Зафиксированного, остановившегося мгновения, которое можно создавать вновь и вновь. Как в сериале "Lost" — героям была нужна яркая черта из прошлого, чтобы остановить хаотические прыжки во времени.
У Аристотеля было понятие энтелехии. Я, разумеется, читал о нем не в "Метафизике", а в популярном пересказе Бертрана Рассела, и там говорилось, что можно понимать этот термин двояко: как развитие души от куколки к бабочке, то есть в качестве последствия. А можно — как причину.
Теперь мне ближе второе, хотя я понимаю, что различие между этими двумя трактовками сродни выбору: разбивать яйца с тупого или острого конца. Наверное, не надо было приплетать к свиной отбивной энтелехию, пусть это будет своего рода вызовом индексу цитируемости. В эпоху, когда тексты специально шпигуются словами, находящимися на вершинах популярности в рейтингах "Яндекса" и "Гугла" — просто в целях медийной гигиены моделировать пустой поисковый запрос.
Возвращаясь, собственно, к энтелехии, то есть причине, вызвавшей к жизни эти несколько дюжин строчек, нужно, наверное, напомнить, что я уже четвертый год, нравится это кому-то или нет, пишу на страницах "Коммерсантъ-Weekend" не столько о том, как куколка становится бабочкой, сколько о принципах отделения мух от котлет. Написанное за эти годы превратилось в два довольно объемных тома. Один называется "Кухня супермаркета", и там сделана попытка описания гастрономической картины, сложившейся в голове русского человека за то время, что прошло от первого знакомства с хреном васаби до тех времен, когда спагетти карбонара или суси с лососем стали обыденной мелкобуржуазной едой.
Во второй книге, которая называется "Кухня рынка", смоделирован утопический русский кулинарный мир, в котором соблюдаются принципы сезонности и поедаются местные продукты.
А в третьей книге, которая называется "Кухня навсегда" и которая издана только что,— нет никаких моделей, никакой концепции, кроме того, что каждый рецепт в ней является причиной взяться за нож и ручку сковородки.
Это наиболее кулинарная из всех моих книг, хотя, впрочем, болтовни там тоже предостаточно. Но она вторична по отношению к основным сюжетам, впрочем, тут я уже вступаю на территорию кокетства и самодовольства одновременно, так что от дальнейших оценочных суждений постараюсь воздержаться.
Книга примерно на треть состоит из колонок, опубликованных в "Коммерсантъ-Weekend" за последний год, все остальное — примерно двести страниц текста публикуются впервые. В меню больше полусотни мировых кулинарных шлягеров, которые настолько хороши, что больше не нуждаются ни в какой модернизации. В гастрономическом смысле — это законченные, совершенные вещи, возвращаться к которым можно вновь и вновь по самому разному поводу. Во-первых, потому, что это съедобно. А во-вторых, поскольку это вечное возвращение — одна из немногих иллюзий маленького бытового бессмертия, которые можно обрести в этой жизни. Которая, если отбросить разговоры об энтелехии,— всего лишь одна из развитых форм метаболизма.
Кухня навсегда, М.: Компания Афиша, 2012