Креативным директором Moschino Росселла Джардини стала в 1994 году — после смерти основателя марки Франко Москино, у которого она работала ассистентом. Росселла Джардини ценит искусство военной униформы не меньше, чем классического костюма.
— В вашем офисе много предметов эпохи Франко Москино. Насколько вам близок коммерческий сюрреализм основателя дома?
— Я ценю видение Франко Москино, но мой стиль далек как от классического сюрреализма 1930-х годов, так и от его более поздних, коммерческих вариаций. Сам Москино видел моду сверкающим творческим приключением, он считал, что это игра с предметами, цирковое путешествие в мире широко разрекламированных вещей. Это был его стиль, и очень хорошо, что многое из той эпохи 1980-х и начала 1990-х годов нам удалось сохранить: и вещи, и эскизы, и прекрасные книги, которые вы можете увидеть в нашем миланском офисе. Мы сохранили и главное, что было в его стиле,— игру. Но у меня нет настолько прямых связей с театром, с брутальным, мощным зрелищем, какие были у Москино, поэтому в моем случае все гораздо мягче.
— Какая эстетика, какое время вам ближе?
— Я больше люблю кино, чем театр. С эмоциональной точки зрения мне близок Лукино Висконти, его "Смерть в Венеции" — мой любимый фильм. Мне нравится и Голливуд 1950-1960-х годов — тогда режиссеры и актеры блистательно умели возвращать зрителей в прошлое. Мне близка эпоха dolce vita и блистательный, праздничный, карнавальный и аристократический Рим того времени.
Moschino, осень-зима 2012/13
— При работе над коллекцией вам важнее эмоции или расчет?
— Эмоции первичны. Ведь за что я, например, люблю dolce vita или романы Фицджеральда? Время dolce vita послевоенное, сложное, люди тогда снова очень захотели жить, любить, чувствовать. И то же и у Фицджеральда. Это поиск счастья, уже позабытого за тяжелые времена. И мне всегда важно чувствовать именно такую точку радости, долгожданной радости. Такая радость звучит острее. Такая радость — это возможность возрождения себя. Ведь и мода — это возрождение, каждый сезон — это новый виток. Что касается расчета, то он, вне сомнений, крайне важен в конструировании костюма. Мы традиционно делаем сложные вещи с множеством разнообразных элементов, поэтому расчет при изготовлении костюма обязан быть математическим.
— И какое место занимает математика в моде?
— Мода отчасти и есть математика: я имею в виду технические особенности ремесла, ежедневной работы. Возьмите, например, обычные пуговицы. Ведь чтобы поставить правильно на пиджак, блузку, пальто позолоченную пуговицу или любой другой элемент — воротничок, манжету, кружево, кусочек меха, нужно быть не менее точным, чем математик или инженер. Каждый костюм нашей марки — это ведь огромное количество разнообразных деталей. И задача модной математики — сделать так, чтобы уравнение костюма в конечном итоге решилось и все его детали стали единым целым. Чтобы не было ничего лишнего, но и не оказалось вдруг пустоты. На самом деле разговор о математической точности моды — не разговор сегодняшнего дня, это ведь давнее правило портновского ремесла, которое у нас, итальянцев, в крови.
— Вы так же, как и Франко Москино, используете в костюме множество цитат и шуток, которые называете деталями. В чем отличие вашего чувства юмора от чувства юмора Москино?
— Конечно, я сохраняю стиль Москино, но у меня он получается не таким вызывающим, как у него. У него была все-таки откровенная сатира, у меня — просто ирония, юмор. У него был почти живой цирк, невероятное шоу, у меня — зрелище более мягкое, нежное, женственное, более адаптированное к повседневной жизни. Но ведь мы и работаем в разное время. Он начинал еще у Джанни Версаче, свой собственный дом открыл в 1984-м, в замечательную эпоху. 1980-е годы были годами величайшей и неподдельной коммерческой моды: бурной, барочной, пышной и очень яркой, карнавальной. Сейчас краски не столь ярки, поэтому сатира сменилась на юмор.
— Ценна ли вам стилистика старых курортов, прежней аристократической и буржуазной жизни?
— Ценна, вне всяких сомнений. Старые курорты предлагали идеальные формы для костюмов — утренних, дневных, коктейльных, вечерних. Прежняя буржуазная жизнь была хорошо продумана, правильно регламентирована, поэтому и правильный костюм был так важен для отдыхающих, курортников. Мне вообще интересно искусство военной униформы, не меньше, чем классического костюма. Униформа — это каркас, панцирь, математическая портновская формула. Шинель, бушлат — великие с точки зрения кроя вещи. Я не создаю классической военной униформы, но всегда держу ее каркас в уме. Платье в моих руках всегда остается именно платьем, а шуба — только шубой. Другой вопрос, что в классическую конструкцию мы вносим элементы как старой моды — матроски, банты, аппликации, кружева, так и новой, современной, уличной жизни. У нас свой почерк, главное эмоциональное свойство которого — это романтический юмор.
— Вы сказали, что любите Фицджеральда, какие еще писатели вас вдохновляют?
— Трумен Капоте, Пруст, Ирвинг Стоун. Кому-то, быть может, эти авторы покажутся несовременными, но я всегда возвращаюсь к ним. За смыслом, за настроением, за человеческой честностью.