Выставка пропаганда
Выставка коллекции польского искусствоведа Петра Новицкого уже побывала в Гданьске и Белграде. У экспозиции из 120 с лишним работ серьезные покровители: "За железным занавесом" проводится под патронажем тех, кто этот занавес демонтировал,— Михаила Горбачева и Леха Валенсы. Степень проницаемости защиты двух стран от Запада изучил ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Польша и Россия уже побратались на грандиозной выставке 2005 года "Москва--Варшава", располагавшейся на территории Третьяковки и Государственного центра современного искусства. Теперь ГЦСИ заполучил на ежегодный фестиваль коллекций и коллекционеров пересказ знакомого сюжета от первого лица. Коллекционер Петр Новицкий еще в 1977 году открыл в социалистической Варшаве галерею современного искусства. Десятилетие спустя он приехал в Москву и погрузился в изучение местной художественной сцены. На волне перестройки художники и чиновники вели себя все смелее, ориентироваться в недрах московской богеме стало значительно проще, и в 1989 году Новицкий привозит в Варшаву художников новой волны андеграунда из сквота в Фурманном переулке. Чуть позже ему приходит в голову блестящая идея. Он начинает покупать не только первые имена нонконформизма, но и второй ряд кондовых соцреалистов. Шаг логичный. С 1970-х годов концептуалисты и соц-артисты имитировали и деконструировали советскую пропаганду. Почему бы не показать источники? Ранние полотна Энди Уорхола нередко демонстрируются рядом с настоящими банками супа "Кэмпбелл".
Сопоставление раскрывается в первом зале. Тут официальные портреты Ленина за письменным столом и на трибуне соседствуют с картиной Эдуарда Гороховского "Ленин--Сталин" (в красные буквы фамилии "отца народов" вписано изображение Ильича) и издевательскими вариациями на темы парадной и исторической живописи СССР от Дмитрия Врубеля. Польские товарищи, которым соцреализм предписывался лишь на краткий период с конца Второй мировой войны и примерно до ХХ съезда КПСС, действуют тоньше. "Маяковский" (1950) Ежи Новосельского — это официальное искусство по версии "Общества станковистов", привет из параллельной реальности, где в сталинском Союзе художников СССР правят Дейнека с Лабасом. Тут же — политическая карикатура, чрезвычайно резкая: Янина Краупе-Свидерская в 1948 году рисует "Старый и новый Китай", где бездумное поклонение Будде сменилось столь же массовой любовью к Мао. Такие сюжеты в советской карикатуре не поощрялись даже после того, как культурная революция на Востоке сильно охладила отношения двух держав. Лешек Рузга в 50-летний юбилей Октябрьской революции делает лист "Проклятый встал народ" — за такой сюрреалистический гиньоль в СССР сажали, а Рузга спокойно преподавал графику в Лодзе.
Так, в общем, и шли две линии, пересекаясь стилистически, но не политически. Когда Варшава показывала на Венецианских биеннале абстрактную живопись, Москва пыхтела в официальной прессе и вспоминала безродного космополита Малевича. Естественно, увлечение формализмом не поощрялось административно, но работать и выставляться все-таки давали. А так советские нонконформисты польским коллегам очень близки вплоть до концептуализма и соц-арта, которые в Восточной Европе не очень прижились. Похожи местами и 1980-е: "Эпитафию для шахтера" Мариана Чапли (1984) мог бы написать, скажем, неоэкспрессионист Максим Кантор.
О большинстве поляков "За железным занавесом" сложно сказать что-то определенное, их надо смотреть персоналками. Иначе и не поймешь эволюцию легендарного театрального художника Тадеуша Кантора от портретов в духе Жоржа Руо к холстам с приклеенными к ним предметами. Друзей Малевича Катаржину Кобро и Владислава Стржеминского показывали на "Москве--Варшаве", тут тоже есть несколько работ разных лет, но хочется большего. То же и с нежной графикой Эрны Розенштейн 1950-х годов, которая располагается где-то между наскальной живописью и пейзажами сюрреалиста Ива Танги. Конечно, это скорее заметки на полях авангарда. Зато для Розенштейн и ее соратников железный занавес был геополитическим неудобством, и только. Их искусство — локальный диалект европейского мейнстрима. Недаром первым приобретением Новицкого в Москве стала картина главного индивидуалиста подполья Владимира Янкилевского. Другим советским художникам чаще приходилось решать общие вопросы: "Что нам делать с монументальной пропагандой?" и "Куда деваться от победившего коллектива?". Наше искусство ярче за счет бесконечных внешних и внутренних конфликтов. Но иногда тихое бормотание убедительнее дикторского голоса.