Исполняется 20 лет с того времени, как в Борисоглебске Воронежской области появился городок русских переселенцев из республик Средней Азии. 31 семья в состоянии "переезда" пребывает до сих пор
Врачи, экономисты, сейсмологи, инженеры-гидростроители, летчики гражданской авиации, ученые из знаменитой таджикской астрофизической лаборатории, возводившие Рогунскую ГЭС,— кто от войны, кто от притеснений — в Россию бежали все. На новом месте о своих специальностях пришлось забыть: женщины шли в уборщицы и прачки, мужчины — в водители и строители. Бежали сломя голову, бросая или продавая за бесценок шикарные, как теперь о них вспоминают беженцы, квартиры. Но тогда было не до них: спасали детей. "В Душанбе мы три месяца жили, словно в блокаде: нас со всех сторон окружили боевики, во дворе "катюша" стояла. Связи с внешним миром не было: никто не мог уехать, письма не доходили",— у пенсионерки Ирины Воробьевой проступают слезы. "Мой муж участвовал в афганской войне, поэтому, когда начались военные действия в Таджикистане, мы сразу же решили уехать,— вспоминает ее соседка Ольга Васильева, бежавшая с семьей в 1992 году.— Мы боялись уезжать в никуда, но было страшно за детей: в них бросали камни и кричали: "Езжай на своя Россия!". Наталия Зайцева в том же 1992-м спасала сына: "Когда в Таджикистане началась война, я сразу стала думать, как мне вывезти сына. У нас два клана между собой воевали. А у меня сын только школу окончил — его в любой момент могли призвать в армию и отправить на войну".
"ХОКО" им поможет
Помогала устроить переезд в Борисоглебск переселенческая организация "ХОКО". "ХОКО" — это художественно-оформительское кооперативное объединение, которое действовало с конца 1980-х в Душанбе. Руководил им дизайнер Анатолий Балашов, а в штате числилось 50 человек. Первоначально "ХОКО" хотела вывезти членов семей объединения. Но где один член семьи, там еще с десяток знакомых и друзей. Поэтому со временем объединение художников переквалифицировалось в своего рода миграционную службу. За 20 лет "ХОКО" помогла более чем 10 тысячам переселенцев: им выправляли проездные документы, принимали на хранение личные вещи, чтобы их не растащили мародеры, давали крышу над головой — переждать бомбежку.
Место для массового переезда соотечественников искали в 12 регионах. Остановились на маленьком городе Борисоглебске в Воронежской области, во-первых, потому что здесь приятный климат, а во-вторых, местные власти с воодушевлением согласились принять переселенцев. Придумали, казалось бы, отличную схему: власти выделяют под строительство землю, люди сами строят для себя дома, а инфраструктурой делятся с городом. Таким образом, в Борисоглебске должен был появиться целый район.
В Борисоглебске беженцы расселялись как попало: кто мог, снимал квартиру, остальным давали место в общежитиях или даже банях. Где раньше была коммунально-эксплуатационная часть, на ул. Терешковой, 20, открыли пункт приема и обустройства вынужденных переселенцев. У большинства в паспортах в графе "прописка" до сих пор значится именно этот адрес, хотя многие здесь никогда не жили.
Когда мест в общежитиях уже не осталось, "ХОКО" совместно с ФМС закупили временные домики и организовали на окраине города поселок на 186 семей. Назвали его центром временного размещения (ЦВР), разделили на семь кварталов, а домам присвоили номера. СОДы (садово-огородные домики.— "О") привозили из Нижнего Новгорода. "Мы их здесь сами собирали. Даже мои спиногрызы, 11, 9 и 4 лет, помогали носить стройматериалы",— вспоминает Сергей Карпунин, который приехал сюда с женой и тремя детьми одним из первых. Со временем беженцы, чтобы было проще отличить один квартал от другого, дали им свои названия: "синие домики" (в таких обычно живут рабочие на стройке), "лиски" (потому что привезли из Лисок), "газетные киоски" (из-за схожести) и "бочки" (СОДы). Когда селились, думали — это временно. Никто не предполагал, что не все увидят обещанные коттеджи.
Первое время жили, как говорится, надеждой в светлое будущее. "Когда я приехала в Россию, от радости ложилась на землю и целовала ее: "Господи, спасибо, я наконец в России",— Елизавета Портнова не может сдержать слез.— А что мне Россия дала? Железный вагончик в поле на четырех дочек, их мужей, трех внуков. Только через пять лет двум дочкам дали по "бочке"".
Обязательное условие участия в программе — нужно работать в переселенческой организации. 25 процентов заработка, как утверждают местные жители, шли в счет строящегося жилья. Многих переселенцев "ХОКО" обеспечила работой, воссоздав, по сути, в отдельно взятом городе советское общество в миниатюре. Больше тысячи человек трудились на 24 различных предприятиях, от продовольственных до потребительских: в магазине, поликлинике, прачечной, ателье, автопарке, на производстве стройматериалов. Сейчас из всех предприятий "ХОКО" работает меньше половины, да и те дышат на ладан. Вместо вожделенных коттеджей — либо стены будущего дома, либо фундамент, а где-то успели вырыть только котлован. Когда совсем перестали платить деньги, мужчины поехали на заработки в Москву. Позже вслед за ними стали уезжать и женщины. "У меня двое сыновей устроились дальнобойщиками,— говорит Ольга Васильева.— Мотаются по всей стране. В Москве снимают квартиру, но спят в машине — все время в разъездах. Им бы пора уже обзаводиться семьями (старшему — 36, младшему — 31), да только куда жен приводить? В "бочку", что ли?"
"Борисоглебский опыт уникален"
Эксперт
В свое время, в середине 1990-х, когда в Россию хлынули потоки репатриантов из бывших советских республик, строительство компактных поселений силами самих переселенцев казалось выходом из безысходности. В разных концах России было начато строительство около 200 таких компактных поселений. Из нищего тогда российского бюджета выделялись немалые средства на создание инфраструктуры. Земля в то время в России была бесплатной, и муниципалитеты раздавали участки щедро, но, как правило, по принципу "на тебе, боже, что нам негоже". Вдали от городов, без дорог и электричества. А ведь возвращались в основном городские жители. Мало того, что они фактически потеряли все нажитое, так им еще предстояло резко менять свой образ жизни — с городского на сельский. Далеко не сразу поняли переселенцы, что начинать надо с поиска работы, как это делается во всем мире. Они спешили поскорее заиметь какую-никакую крышу над головой. Кроме того, оказавшись в России "другими русскими", мечтали жить вместе, сохранив свой прежний образ жизни. Мечты о "городах Солнца" развеялись в прах. Ссуд, которые государство давало в первые годы на строительство жилья, хватало на фундамент или... на возведение туалета. Получилось, что бюджетные средства в основном были закопаны в землю.
Мне известно не более десяти примеров, где хоть что-то получилось. Героическими усилиями был построен небольшой поселок Новосел в Ферзиковском районе Калужской области. Выросла новая улица из крепких каменных домов на окраине села Ломовое в Чаплыгинском районе Липецкой области. Возник квартал под названием Есенино в городе Рыбное Рязанской области. Как ни странно, во главе этих страдальческих строительств стояли в основном женщины, причем имеющие ученые степени.
Борисоглебский опыт, конечно, уникален. "ХОКО" делает для переселенцев то, что должно бы делать государство, если бы наше государство умело думать о людях. Можно только удивляться той стойкости, с которой они выносят все новые испытания, а часто и несправедливые упреки, неблагодарность со стороны своих подопечных, ради которых изо всех сил стараются, жилы, что называется, рвут.
Борисоглебский переселенческий эксперимент потому оказался самым удачным, что сюда приехала целая команда умелых деловых людей, они еще в Душанбе создали свой кооператив дизайнеров, и еще важно, что им с первых шагов повезло найти общий язык с администрацией города. Потом администрация менялась и всячески мешала переселенцам, но они уже были закаленные. Опыт "ХОКО" зримо доказал, что мигранты — не обуза, а благо для России. Бывая в Борисоглебске, я не раз слышала от местных жителей, что благодаря переселенцам сам климат в городе изменился — возрос уровень культуры.
Этот опыт стоило бы тщательно изучать, и, возможно, он стал бы спасительным для буксующей программы добровольного переселения. В ближайшее время правительство должно утвердить новый (бессрочный) вариант этой программы. Надо надеяться, она станет более привлекательной, исчезнет привязка к вакантному рабочему месту (это делает сегодняшний вариант похожим на обычный оргнабор), однако главный тормоз — отсутствие жилья — останется.
Этот дом, в котором живут Ольга Жежеря и ее сын Дима, называется "бочка"
Фото: Федор Савинцев, Коммерсантъ
В тесноте и в обиде
"Бочки" стоят практически вплотную друг к другу. Обустраивали времянки как могли: на окна вешали занавески, красили двери, окна, клеили обои, пристроили сенцы. "Раньше у нас здесь все цвело и пахло: сажали огороды, цветы, деревья, устраивали палисадники",— вспоминает былое благолепие Ольга Васильева. И с горечью добавляет: "А сейчас все бурьяном заросло". Сегодня поддерживают уже разваливавшиеся домики, как могут. Наталия Зайцева сделала себе подарок на 60-летие: собрала по соседям старые обои и сделала ремонт в двух комнатах. Теперь у нее "гостиная", словно сшитое из разных лоскутков одеяло.
Так и живут: плачут и улыбаются, улыбаются и плачут. Зимой стены в домиках промерзают, а летом жара, как в сауне. Когда бьют сильные морозы, температура внутри поднимается не выше 12-14 градусов. Спасают масляные обогреватели, но нужно экономить на электричестве — зимой за него платят по 4-5 тысяч в месяц. Из-за экономии воду включают на два с половиной часа в день. А этой зимой, когда ударили морозы, насос на водокачке замерз: за водой пришлось ходить на речку. Благо, время было предвыборное: обратились к одному из местных депутатов, он выделил машину.
Сейчас в поселке осталась 31 семья: потеряв или не получив статус вынужденных переселенцев, они не могут рассчитывать на помощь государства. Есть еще те, кто продолжает жить в городе на съемной квартире или в общежитии. Остальные, кто мог, уехали, другие, не надеясь на господдержку, взяли кредиты в банках, купили квартиру или своими руками достроили незавершенку. Но это по плечу не всем. "Когда я уезжала, мне говорили: "Приедешь, возьмешь ссуду в банке, купишь квартиру". Я пришла в банк, а мне говорят: "Дайте нам залог, поручителей"",— кредит Елизавете Портновой с зарплатой в 1200 рублей так и не дали.
Между тем по закону каждый вынужденный переселенец должен получить жилищный сертификат. Но давали его только тем, у кого сохранился статус вынужденного переселенца. У каждой из семей своя история, почему не был получен или был утерян статус. "В 1999 году младшего сына забрали в армию. Мы переживали, что его отправят в Чечню, так и случилось. Когда кинулись продлевать статус — было уже поздно. Так мы этот статус и потеряли. Слава богу, сын вернулся живой",— и радуется, и горюет Ольга Васильева. "Приехали, подали документы на статус,— вспоминают Лариса и Борис Астаховы.— Нам сказали, что нашей жизни в Таджикистане никто не угрожал, и отказали. Даже статуса обычного, не вынужденного, беженца не дали".
Нагляднее всего специфику работы государственной машины с переселенцами видно на примере семьи Олеси Кузиной. Самой Олесе, ее брату и маме, в статусе отказали, потому что приехали слишком рано — в 1990-м, до начала военных действий в Таджикистане. Бабушке с дедушкой, приехавшим, "когда надо", в 1992-м, отказали, потому что обратились лишь спустя год — слишком поздно.
Светлана Лигихина с детьми. Для них дом — вот этот сарайчик
Фото: Федор Савинцев, Коммерсантъ
Тысяча и одна комиссия
За 20 лет в поселке побывало несметное количество комиссий и журналистов. "Мы обращались в миграционные службы в Воронеж, в Москву, писали депутатам, губернатору, даже Путину,— говорит Ольга Васильева.— После каждого письма к нам приезжала комиссия. В 2006 году была ПАСЕ. Нам перед ее приездом выдали краску и заставили покрасить наши "ангары". Они приехали, поохали: "Да, ужасные условия" и пообещали, что каждая страна из ПАСЕ построит по три дома. Они уехали, на этом все закончилось".
Одна надежда — на прессу. "Когда пару лет назад приехал очередной журналист, сразу шесть семей получили квартиры, а мы до этого несколько лет пытались им помочь",— говорит замруководителя переселенческой организации "ХОКО" Борис Краснов. Он во всем винит власть и кризис: "Раньше о нас заботились миграционные службы. Если бы из-за кризиса не прекратилось финансирование, все бы у нас было хорошо. Нашу проблему можно решить за два-три года. Сейчас у нас осталось примерно 11 недостроенных домов. Денег ни у переселенцев, ни у организации нет. Эти дома частично в нашей собственности, частично — в государственной. Нужно, чтобы власти отдали нам свою долю, чтобы мы могли привлечь инвесторов. Те бы достроили дома и в каждом из них выделили нам по три-четыре квартиры. Тогда бы мы расселили весь поселок. Но власть, похоже, хочет наоборот: чтобы мы им отдали",— объясняет Краснов. "Ну хорошо, пускай государство ищет инвесторов, достраивает дома и выделяет вам в них квартиры",— не понимаю я. "Но тогда эти дома перейдут в муниципальную собственность, и государство нам скажет: "А у нас своих очередников — тысячи"",— не доверяет властям замруководителя "ХОКО".
— Мне уже 62 года, и я сейчас только одного хочу — чтобы нас хотя бы отсюда не выгнали. Если бы знала, что так все сложится, честно говоря, никуда бы не поехала — осталась там. Лично ко мне таджики очень хорошо относились. Когда я уезжала, они мне на работе говорили: "Ты куда едешь? Если ты помрешь, мы тебя похороним, а там кто тебя будет хоронить?",— вытирает слезы Ирина Воробьева.
Ее искренне жаль. Но даже в самом Борисоглебеске не раз приходилось слышать, что во многом виноваты в своих бедах и сами переселенцы. Они, дескать, до сих пор живут в Советском Союзе и по привычке считают, что государство им что-то должно и обязано, зато те, кто плюнул на власть, давно уже съехал из "бочек", "киосков" и "лисок". Что ответить на это?..
Между тем объявлено, что в правительство внесен проект новой программы добровольного переселения соотечественников. Предыдущая, рассчитанная на пять лет, закончит свое действие в этом году. В ее рамках в Россию переехали более 60 тысяч человек. Теперь же, в соответствии с ориентирами, которые обозначил в своей предвыборной программе Владимир Путин, планируется, что только за один год население страны за счет переселенцев увеличится на 50 тысяч человек. Переезд соотечественников, как сообщается, обойдется государству ежегодно в 1 млрд рублей, сама программа станет бессрочной. Что станет в рамках этой программы с поселением в Борисоглебске, неизвестно.
Был бы статус
Официальное мнение
Сегодня существует только одна форма расселения вынужденных переселенцев — выдача государственных жилищных сертификатов. Наш департамент работает с теми, кто имеет официальный статус вынужденного переселенца. Получение статуса не относится к полномочиям департамента архитектуры и строительной политики. Наша задача — строить и обеспечивать жильем. Переселенцы обращаются к нам, мы делаем запрос в Министерство финансов, нам выделяют федеральные деньги, мы выдаем сертификаты. Тем, кто потерял статус, надо его восстановить. Возможно, через суд. Этим людям нужно обратиться в миграционную службу. Может быть, попробовать коллективно получить юридическую поддержку, например, в Общественной палате. Если беженцы статус не имели, то рассчитывать на жилищный сертификат они не могут. Им нужно решить вопрос о том, чтобы получить статус. В Борисоглебске есть ряд недостроенных домов, которые возводились в 1990-е годы за счет средств федерального бюджета для вынужденных переселенцев. Сейчас решается вопрос о том, чтобы передать их в муниципальную собственность. Область берет на себя обязательство по поиску инвестора. К нему будет просьба: во-первых, обустроить те дома, в которые люди уже заселились (где-то, например, надо доделать фасады), и, во-вторых, достроить незавершенку и передать часть квартир тем, у кого есть статус вынужденного переселенца.