"Я всегда циничен"

Пока на российских экранах идет новый фильм Вуди Аллена "Римские приключения", сам режиссер дает интервью "Огоньку"

Согласитесь, мало кто из знаменитых мировых кинорежиссеров достигает самого большого за всю карьеру коммерческого успеха в 76 лет. Конечно, не надо путать коммерческий успех с творческими достижениями. Но в случае американского режиссера Вуди Аллена коммерческий и творческий успехи удивительным образом сошлись в далеко не молодые годы, когда его сверстники-режиссеры и некоторые даже несколько более молодые авторы почивают на лаврах и получают международные призы и "Оскары" не за "лучший фильм", а "за вклад в киноискусство". Кстати, таких наград "за вклад" у Аллена немало — от Венецианского кинофестиваля, от Каннского и многих других.

Картина, личный рекордсмен Аллена, "Полночь в Париже" собрала в мировом прокате более 150 млн долларов и принесла режиссеру четвертый "Оскар". Третий за лучший оригинальный сценарий. Два предыдущих у него были за "Энни Холл" (1977) и "Ханна и ее сестры" (1986). Единственный "Оскар" за лучшую режиссуру у Вуди за "Энни Холл". Может быть, всего один из-за того, что Аллен никогда не являлся на церемонии вручения "Оскаров", ссылаясь на занятость,— он, видите ли, в этот вечер играет на кларнете в джазе в популярном кабачке в Нью-Йорке. А Академия киноискусства США не любит, когда ее игнорируют.

Нью-Йорк, где Аллен Стюарт Кенигсберг, ставший Вуди Алленом, родился в Бруклине 1 декабря 1935 года, долгое время был единственным источником вдохновения мастера. Отдавая должное умелому построению его фильмов, множественным остроумным диалогам его сценариев, не все зрители могли принять его суженный до Нью-Йорка взгляд на мир, его некоторую зацикленность на этническом герое, которого до определенного возраста он старался играть (и успешно!) сам.

Да, в картинах читались его увлечения красотой, которой природа Вуди не наградила, психиатрией, которая, наверное, помогала ему понять, как выживает маленький человек среди небоскребов и высоких блондинок. Интересовался Аллен и интеллектом, который у его героев тонул, если и был, в невротических комплексах.

Аллен катастрофически не любил летать и вообще покидать Нью-Йорк. Но новые финансовые реалии американского кино, которое сделали почти невозможным финансирование картин, свойственных Аллену, на американские деньги, заставили его обратить творческие взоры на Европу. Где и случился его яркий "европейский период" — "Матч-пойнт" (2005), "Вики Кристина Барселона" (2008) и, наконец, "Полночь в Париже". 2012 год застает Вуди в Риме с "Римскими приключениями", которые являются его любовным посланием итальянскому кино, по его признанию, сильно на него повлиявшему. Аллен в некотором смысле сделал себе "римские каникулы" после замечательной "Полночи в Париже".

Европа, в частности Париж, где нашли себя многие американские писатели и интеллектуалы, всегда эмоционально и интеллектуально привлекала Аллена, который в реальности в душе куда больший интеллектуал, чем может показаться из большинства его фильмов. Интересно, что в Европе Аллена всегда называли уважительным французским термином auteur, в то время как в Америке этого "титула" удостаивали лишь Феллини, Годара, Бергмана и мало еще кого.

С Вуди Алленом мы встретились в Беверли-Хиллз, чтобы поговорить о его "европейском" кино.

— Если позволите, я объединю ваши фильмы "Вики Кристина Барселона", "Полночь в Париже" и "Римские приключения" в своего рода "европейскую трилогию". Вы и другие картины снимали в Европе, но эти три наименее, что ли, "англо-саксонские" по духу... Что вас побудило, кроме финансовых соображений, удалиться от привычного Нью-Йорка и не столь уж далекого от него по психологии Лондона, где происходило действие некоторых других ваших картин?

— Для меня это счастливый случай. Кинематографисты, творчество которых мне наиболее близко,— европейцы, иностранцы вообще. Некоторые даже из Южной Америки или Японии. На счастье, Европа стала щедро, очень щедро финансировать мои фильмы. Европейцы их финансируют на моих условиях. Абсолютно не вмешиваются в то, что я делаю. Не читают мои сценарии. Понятия не имеют, как я работаю. Они просто верят в то, что я сниму фильм, за который им не будет стыдно. Так началось с "Матч-пойнта" и с тех пор пошло-поехало.

Если взять "Римские приключения", то я годами говорил с итальянцами о том, чтобы снять фильм в Риме. А они говорили: "Будете снимать здесь, будут деньги". Конечно, я был рад снимать в Риме. Посмотрите на города, где мне посчастливилось работать: Лондон, Париж, Рим и Барселона... Это потрясающие города! И проработать по 3 месяца в каждом из них для меня было просто счастьем!

— В течение некоторого времени вы героя-"альтер эго" заменяли на более молодых актеров, но вот опять снялись в своей картине — "Римских приключениях". Что для вас значит актерская игра? Все актеры с именем и без имени рвутся у вас сниматься и нередко получают "Оскары" за участие в ваших фильмах.

— Я никогда не думал о себе как об актере. Я никогда не смог и не смогу сыграть что-то, как Дастин Хоффман, ну никак! Я не смог бы сыграть в пьесах Чехова, представить образ широкого психологического диапазона.

Ну, есть пара вещей, которые я могу сделать. Я могу сыграть ничтожного человечка, как в "Пурпурной розе Каира" (1985). Могу сыграть профессора, потому что я выгляжу, как профессор, хотя ничего общего с преподаванием не имею.

Когда я пишу сценарий и в нем находится место для роли, которую, как я думаю, я могу сыграть, это, как правило, интеллектуал, преподаватель, психоаналитик... Ну, нечто вроде интеллигента. Но я легко могу сбросить с себя всякую интеллигентность и сыграть ничтожество. И мне это сходит с рук. Я могу сыграть букмекера, таксиста, мелкотравчатого бродвейского театрального агента, как в "Розе Каира". В остальном я полностью пропащий как актер.

— У вас есть какой-то метод игры? Я не обязательно имею в виду "Метод", американский вариант системы Станиславского...

— Никакого метода или "Метода" у меня нет и в помине! Я просто делаю эти ограниченные штуки. Я не практикуюсь, не репетирую, никогда не брал уроков актерского мастерства. Я начинал как комедиант в ночных клубах и дальше этого в актерстве не пошел. Но если взять других знаменитых комиков вроде Боба Хоупа или Филдса, то они были способны на перевоплощение. Настоящие комедианты, как правило, могут играть драму. Но если вам нужен актер на уровне комика ночного клуба — нанимайте меня, зачем вам тратиться на Дастина Хоффмана?!

— Ваши последние по времени фильмы мне кажутся более европейскими, что ли. Это зависит от места съемки или корни нужно искать глубже?

— Вы угадали. Я — продукт итальянского кино. Есть некоторая разница с тем, чтобы быть "продуктом Италии", правда? Мои чувства проистекают не от языка — я не говорю ни на одном, кроме английского,— а от того, что я видел все эти волшебные фильмы Феллини, Де Сики и Антониони, Джерми и Моничелли. Я вырос на этих фильмах. Мой итальянский фильм вырос из итальянского кино. Так же как мои нью-йоркские фильмы показывают Нью-Йорк не таким, каким его рисуют фильмы Скорсезе или Спайка Ли. Я вам показываю Нью-Йорк таким, каким я видел его в голливудских фильмах, когда рос в Нью-Йорке. Этаким более гламурным, как бы голливудской идеей того, как должен выглядеть Бродвей.

Так что мой фильм, в данном случае о Риме, является отражением того, что американец видел в итальянских фильмах. Или того, что американский турист думает о Риме. То же самое с Парижем.

— Как вы относитесь к тому, что ваши фильмы теперь часто нуждаются в английских субтитрах?

— Я люблю работать над субтитрами, поскольку я писатель, и у меня появилась возможность писать текст прямо на экран. Все это дает мне ощущение, что я иностранный кинематографист. Вы же знаете, я из Бруклина, я с Манхэттена, но я всегда хотел быть "мастером зарубежного кино". Но нельзя быть иностранным кинематографистом, если вы не иностранец. И вдруг по прихоти кинофинансирования я обнаружил себя иностранным кинематографистом до такой степени, что должен писать субтитры. Вот я и пишу их и совершенно рад этому. Для меня самое большое удовольствие на картине — писать субтитры, особенно когда я не имею ни малейшего понятия о том, что говорят актеры по-испански, по-французски или по-итальянски. Они ведь часто импровизируют на площадке на своих языках!

— Ваши иноземные киноприключения потребовали перелетов через океан. Когда герой фильма говорит с экрана, что он боится летать, а также микробов и смерти, люди смеются, узнавая в этом герое вас. Как поживают ваши фобии сегодня?

— Живут и здравствуют! Я летаю с оглядкой. Я всегда сижу в самолетном кресле пристегнутым — на случай его падения. Никакого удовольствия от полетов! Но куда денешься? Я не могу избежать этого, иначе как я буду работать или раскручивать свой готовый фильм? К тому же моя жена, у которой нет никаких таких фобий, любит летать во все эти края. Ей подавай Рим и Париж, Барселону, и Лос-Анджелес... У моих детей тоже нет никаких страхов, так что приходится их всех ублажать. А я сижу в самолете, стиснув зубы и сжав кулаки. И мне приходится нелегко.

Что касается смерти, то я по-прежнему категорически против нее. Мои политические взгляды на эту проблему не изменились с юности. Не вижу в смерти никаких для себя преимуществ, независимо от того, насколько серьезно я исследую эту тему.

— Во всех ваших фильмах просматривается доля здорового, на мой взгляд, цинизма. Это так?

— Я всегда циничен, меня всегда обвиняли в цинизме. Но, кажется, Марк Твен сказал, что цинизмом мы именуем правду. Посмотрите на мои фильмы. В "Матч-пойнт" парню сходит с рук убийство. В "Вики..." героиня выходит замуж для того, чтобы провести остаток дней в скуке, в "Полуночи в Париже" герой Оуэна Уилсона приходит к выводу, что лучше всего там, где нас нет. Жизнь сама по себе не всегда хороша. И я об этом трублю во всех своих фильмах. Мир распадается на глазах, энтропия Вселенной растет, и я делюсь этим своим представлением с людьми. Не так умно, как Фрейд или Ницше, но пессимизм и, если угодно, цинизм очень близки моему мироощущению.

— В Америке — год выборов. Политика по своей природе всегда цинична. Что бы вы изменили в американской политике, пусть только один элемент, будь на то ваша воля?

— Одну только вещь? Я бы изменил всю Республиканскую партию!

— В ваших фильмах образы женщин весьма привлекательны. Но вы их не идеализируете. Они одновременно сексапильны и наивны, ранимы и эгоистичны, хитры и умны... Возможно, сочетание всех этих качеств для вас и составляет идеальную женщину. Но хотелось бы услышать: каков ваш личный идеал женщины?

— Идеальная женщина? Спросите любого мужчину и получите разный ответ. У всех свои нужды и требования к партнеру. То, что для меня идеально, может быть ужасным для другого человека. Смотришь на парня и думаешь: ну как он мог жениться на ней?! А для него она — идеал! Так что это дело субъективное. У меня, скажу, нужды маленькие. Мне нужна женщина, на которую приятно смотреть по утрам за стаканом апельсинового сока. Для меня внешняя привлекательность второстепенна, хотя кто же против? Вообще-то я где-то посередине. Вам хочется иметь кого-то, кто добр, интеллигентен и забавен. Но если вам надо выстроить желаемый образ с нуля, то начните с Пенелопы Крус — остальное приложится. (Смеется.)

Беседовал Сергей Рахлин, Лос-Анджелес