Фестиваль театр
На традиционном августовском фестивале "Театральное лето" в финском городе Тампере устроена программа "Finnish Case" — смотр достижений национального театра. Вглядываться в опыт Финляндии считает очень полезным РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
По поводу того, интересен ли сегодняшний финский театр как художественное явление международного масштаба, мнения могут быть разные — дело вкуса и личного любопытства. Но статистику (не нашу, конечно, а финскую) не опровергнуть: по соотношению количества населения и театральных посещений Финляндия уже много лет удерживает лавры самой театральной страны мира — второй показатель неудержимо стремится к первому, то есть "театрализация" смело приближается к ста процентам. У этого феномена есть много причин, и исторических, и психологических, сами финны утверждают, что для них, людей в большинстве своем застенчивых, выход на подмостки является эффективным способом раскрепощения, а сам театр становится пространством для налаживания межличностных коммуникаций.
Так или иначе, но вряд ли где-то еще, кроме Финляндии, в клубе театрального фестиваля можно встретить самых обычных местных зрителей, которые заглядывают просто для того, чтобы подойти к приезжим — не важно, артистам, режиссерам или критикам — и мило признаться, как важен для них этот фестиваль и как они рады навестившим их город людям. Конечно, эти благодарные зрители часто находятся под влиянием другого, не менее надежного, чем театр, но тоже популярного в Финляндии средства раскрепощения. Однако масштаб события все равно впечатляет — в Тампере, кажется, сколько театров ни пригласи, и сколько еще (в добавление к изрядному числу наличных) театральных площадок ни открой, везде залы будут заполнены и доброжелательно внимательны к происходящему на сцене.
По программе "Finnish Case", в которую отобрали наиболее значимые, по мнению организаторов, спектакли прошлого сезона, очень хорошо видно, что финны не изменяют своей привычке обсуждать в театре насущные социальные проблемы. Изрядная доля постановок посвящена семейным темам — неполная семья глазами ребенка, кризис женщины после многих лет семейной жизни и т. д. При этом авторы нескольких спектаклей, как, например, уже известная в России драматург и режиссер Леа Клемола в спектакле "Щенок Джессики", охотно шутят над самой природой театра, предлагая пожилым актрисам играть роли мальчиков, а обнаженным крупным мужчинам — роли зверей. От семьи смысловые мостики легко перебрасываются к природе, уже не к природе театра, а к защите окружающей среды и сохранению национальной идентичности. Особая забота о финно-угорских народах: в спектакле "Последняя утренняя звезда" театра из маленького города Коккола рассказывают о сибирском народе ханты, жизненный уклад и фольклор которого разрушается под пятой несентиментальных российских нефтедобытчиков.
Впрочем, отличительная особенность финнов — умение обо всех сложных или даже щекотливых проблемах говорить со сцены не просто напрямик и свободно, но без уныния и даже задорно: все-таки сказываются демократические традиции национального театра, который никогда не был ни придворным, ни пафосно-интеллектуальным. Даже сцена Национального театра Хельсинки свободна от охранительных предрассудков — конечно, некоторые все-таки вздрогнули, когда на его афишах в прошлом сезоне появился заголовок "ГОМО!-гей-опера", но в целом этот спектакль и в столице, и на гастролях в рамках "Театрального лета" в Тампере публика приняла с пониманием. Ведь хотя и в форме веселого мюзикла с танцами и песнями, но все-таки история рассказана важная — о том, как член парламента, которая должна подготовить доклад на тему проблем секс-меньшинств, ради сбора достоверной информации отправляет своего приемного сына в путешествие по кругам гей-сообщества, что для молодого человека, в свою очередь, становится уроком толерантности.
У театра другого, шведскоязычного меньшинства Финляндии (шведский — второй государственный язык в стране) совсем иные, чем у титульной нации, более изощренные и драматические интонации. Наверное, в Тампере это ощущение стало особенно отчетливым, потому что "Дядю Ваню" шведского театра "Клокрике" из Хельсинки поставил Андрей Жолдак — этого знаменитого режиссера и социальные проблемы не слишком волнуют, и в улыбчивом дружелюбии по отношению к публике он замечен не был. Наверное, театру Финляндии вообще понадобился какой-то витамин бескомпромиссной, избыточной и иррациональной театральности, в избытке "вырабатываемый" Жолдаком, поэтому украинский режиссер пришелся в этой стране ко двору прежде всего как интерпретатор русской литературы и драматургии — "Дяде Ване" предшествовала очень удачная "Анна Каренина" в Турку, там же Жолдак сейчас репетирует "Вишневый сад", не за горами и его постановка "Трех сестер" в Национальном театре.
Автор многих свободных композиций по классическим текстам, Жолдак на сей раз словно ставит эксперимент уже не над материалом, а над самим собой — ставит чеховскую пьесу почти без сокращений, от начала до конца. Но действие буквально вырывается из пут текста, разбухая и нарывая от горячечной режиссерской страсти. Герои "Дяди Вани" вроде бы помещены в традиционный усадебный интерьер, но на самом деле они томятся между природными стихиями — огнем и водой. За стенами их мирка бушует пламя, треск которого слышен, когда открываются окошки-заслонки, а посреди дома плещется вода в бассейне. Бросаясь в него, они словно спасаются от жара — и того, который пышет снаружи, и того, который жжет их изнутри. "Дядя Ваня" для Жолдака — мучительная драма неосуществимых желаний, испытание перепадом температур бытия, в котором герои то закаливаются, то идут трещинами и разрушаются.