Депутат от фракции "Справедливая Россия" Александр Агеев предлагает обязать государственные органы отслеживать твиттер-ленты и страницы в Facebook, принадлежащие членам парламента и чиновникам. Эта инициатива заставила обозревателя "Коммерсантъ FM" Константина Эггерта задуматься об особенностях российской политики.
Есть у меня один знакомый. Зовут его Карл Бильдт. Он не первый год работает министром иностранных дел Швеции. У него есть твиттер-аккаунт. Твиты пишет не только пресс-служба, но очень часто сам Карл. Министр не употребляет нецензурных слов и не бранится с оппонентами из социал-демократической партии. Я уверен, он не стал бы, подобно одному российскому деятелю, писать, что играет со своими детьми в покер, даже если бы был заядлым картежником в частной жизни. Тем не менее, у твиттер-ленты Бильдта, министра в правительстве небольшой нейтральной страны – более 144 тысяч читателей. Предложение депутата Александра Агеева и реакция на него коллег по Государственной думе показались бы ему странными. Зато они очень много рассказывают о современной российской политике. Я бы сказал, почти все.
Агеев мотивирует свое предложение цензурировать интернет-активность парламентариев и чиновников заботой о престиже государственой власти. Его коллеги отвечают, подобно одному депутату от партии Жириновского, приблизительно следующее: "Кому мы нужны в Сети без скандалов и матерщины?!" Некоторые ссылаются на свободу слова – мол, нельзя отбирать это священное право у "государевых людей".
В родной для Карла Бильдта Швеции (равно как, скажем, в Соединенных Штатах, Франции или Японии) никому в голову не придет мотивировать нечто заботой о "престиже власти". Потому что власть там — это не что-то единое, неделимое и вечное, а конкретные люди в конкретных обстоятельствах – депутаты, чиновники, разведчики, охранники. И это их задача — заботиться о своем же престиже.
Потому что их приличное поведение и создает, в свою очередь, авторитет их муниципалитета, партии, ведомства или страны. Или разрушает. А если они о своем престиже заботиться не будут, то о нем позаботятся избиратели, свободная пресса и неправительственные организации. Шведские, американские или японские функционеры тоже, случается, на поверку оказываются картежниками, бабниками и скандалистами. Но им в голову не придет ссылаться на свободу слова как на необходимое условие поддержания собственной популярности, и, так сказать, рейтинга политических продаж.
Такая аргументация — удел производителей порнографии, а не общественных деятелей. Но в России понятий "этика" и "репутация" пока не существует. Потому что нет по-настоящему конкурентной среды – ни в бизнесе, ни в политике. Когда они, наконец, появятся (в чем я лично не сомневаюсь), предложения депутата Агеева и реакция на них его коллег покажутся нам безумным артефактом странной эпохи, когда политики и чиновники в России вели себя либо как лакеи, либо как подростки.