Хроника событий 1937 года
6.08-12.08. По далеко не полным сведениям, которые удалось собрать создателям базы данных "Жертвы политического террора в СССР", из арестованных с 6.08 по 12.08 осуждено 14 596, из них расстреляно 9924 человека.
6.08. Арестован нарком просвещения Татарской АССР Ш. Г. Башкиров. Расстрелян 9 мая 1938 года.
7.08. Арестован замнаркома внутренней торговли СССР З. С. Болотин. Расстрелян 26 ноября.
7.08. Арестован председатель правления Центросоюза И. А. Зеленский. Расстрелян 15 марта 1938 года.
8.08. Арестован начальник Кировской железной дороги И. Ф. Ледник. Расстрелян 6 октября.
9.08. Арестован 2-й секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) В. П. Шубриков. Расстрелян 30 октября.
10.08. Арестован командир 4-го казачьего корпуса комдив Я. В. Шеко. Расстрелян 5 июня 1938 года.
11.08. Арестован председатель Совнаркома Карельской АССР П. И. Бушуев. Расстрелян 9 сентября.
12.08. Арестован начальник УНКВД по Дальневосточному краю комиссар госбезопасности 1-го ранга Т. Д. Дерибас. Расстрелян 28 июля 1938 года.
Из воспоминаний москвички Ю. А. Язвиной
Аресты шли кругом. Уже из дома, где жили Лизочка и Вася (сестра и зять автора.— "Власть") (на Смоленском бульваре, дом Главнефти), забирали одного за другим, а детей помещали в детдома. Помню, Лизочка говорила Васе: "Если тебя заберут, мы с детьми останемся без всяких средств", на что он отвечал: "Меня не заберут, я абсолютно честен и чист". "Неужели члены партии с 1917 г. или начальник Главнефти Баринов виноваты?" — спрашивала Лизочка. Вася безумно нервничал, но настолько слепо верил, до глупости, что хоть и страшно было ему думать, что такие люди могли действительно оказаться врагами народа, все же отвечал: "Значит, виноваты"...
И вот 20 июля 1937 г. в 6 часов утра я лежала на кровати у окна, на даче. Мне не спалось. Словно галлюцинация — в окно вижу, как поспешной походкой, в красном плаще и красном берете, пешком (не на машине) идет Лизочка... "Значит, все",— поняла я. Значит, дошла очередь и до Васи. Вася арестован. Вася — честнейший человек, веривший только в справедливость, воспитанный так, что с молоком матери впитал в себя всю правду и веру в человека...
После его ареста Лизочка одну комнату, самую большую, отдала домоуправу, а сама устроилась на работу в районную поликлинику лаборантом, имея профессию юриста. Через некоторое время ей удалось устроиться на работу в Гастрономстрой юрисконсультом, скрыв арест мужа.
После ареста Васи Миша Светлов (поэт Михаил Светлов.— "Власть") стал опекать нас обеих и всех трех детей. Старался заботиться как мог. Однажды он повел нас с Лизочкой в шашлычную на ул. Горького (ныне Тверская). Заехав за нами на машине, он сказал, что в ней нас ждет режиссер Мосфильма, Георгий Сергеевич Березко (Жоржик), который совместно с Ефимом Дзиганом снял картину "Мы из Кронштадта", а тогда они снимали картину "Если завтра война", песню для которой писал Миша.
Георгий Сергеевич мне очень понравился, и когда, проводив меня домой, он попросил мой телефон, я ему его дала. Позвонил он мне ровно через месяц, 6 ноября 1937 года. Я ему сказала, что мы собираемся идти с Лизочкой и Мишей смотреть ночную праздничную Москву, и, если он хочет,— пусть присоединяется к нам. Он приехал. Мы ждали Лизочку. В это время уже начал действовать вовсю закон от 8-го августа 1937 г. об ответственности всех совершеннолетних членов семьи "врагов народа". Жен "врагов народа" забирали повально, а детей отправляли в детдома. Мы усиленно уговаривали Лизочку уехать, она не соглашалась. И вот перед ноябрьскими праздниками 6-го ноября 1937 г. мы ожидали к нам Лизочку с Ирочкой. Витусю по дороге домой с работы я забрала. Не дождавшись ее приезда, я решила позвонить к ней домой. Память сохранила даже телефон П-17-43. На телефонный звонок подошел мужчина с незнакомым голосом. Я удивилась. "Можно Елизавету Александровну?" — спросила я. Подошла Лизочка и глухим голосом сказала мне: "Слушай меня внимательно: за мной пришли. Я стараюсь быть спокойной. Пришли две машины: одна за мной, другая с педагогом — за детьми — в детский дом. Я сказала, что детей заберут родные. Сейчас педагог тебе расскажет, что надо сделать. Старайтесь обо мне волноваться поменьше. Таких, как я, сейчас очень много. Я хоть буду спокойна за детей. Главное, подготовь маму, у нее и так больное сердце. Приехать ко мне проститься не успеете. Ирочка спит. Няня с ней, будет ждать вашего приезда. Боже, какой же это ужас! Целую всех вас крепко!" Трубку взяла педагог. "Боже, какой ужас",— вскрикнула я. "Берите пример с вашей сестры, будьте мужественны",— сказала она и стала говорить, что нам надо делать. И вот пришлось мне сказать всю правду маме и папе, которые сразу постарели на десять лет. Мама попросила меня немедленно позвонить Мише Светлову (о его роли в моей жизни напишу особо), чтоб он поскорее пришел к нам. Он тут же приехал, и мама стала его умолять забрать меня к себе, боясь, что и меня арестуют. Когда я по телефону узнала об аресте Лизочки, Георгий Сергеевич стоял около меня, ошеломленный и ничего не понимающий. Я ему сказала: "Пусть ваш визит к нам будет первый и последний. Репрессирован мой муж, муж сестры и теперь сестра. Какая судьба ждет меня, я не знаю". В ответ Березко не только не ушел, а вместе со мной и Мишей поехал забрать Ирочку с няней.
Когда мы приехали, Ирочка спала крепким детским сном, прижав к себе любимую куклу "Ширли Темпл", которую Вася привез из Америки. Няня рассказала нам все, как это было. Ужас охватывал, слушая ее. Когда пришли арестовывать Лизочку, она стала одевать на себя все возможное, чтобы было с собой побольше теплых вещей. Потом обессиленная села на стул, заплакала и сказала: "Лучше было умереть, чем дожить до этого ужаса". Встала, подошла к кроватке, поцеловала Ирочку, поцеловала няню и ушла, как оказалось,— навсегда.
Одну из комнат опечатали. Ирочка с няней оказались в проходной. Какой-то гебист тут же занял опечатанную комнату в надежде, что мы заберем детей, и ему достанутся 2 комнаты. Но мы, надеясь, что Лизочка вернется, решили во что бы то ни стало сохранить комнату. И вот я начала хлопотать, чтобы маме дали опекунство и как опекуна прописали в этой комнате (без права на площадь). Простынями я завесила угол, где стояли кровати. Пошла в приемную газеты "Правда" и к начальнику "Главнефти" (дом, в котором жила Лизочка, был "Главнефти"). "Главнефть" была на моей стороне. Представитель приемной "Правды" тоже выступил за меня. Имея такую поддержку, я подала в суд на товарища, вселившегося самовольно на ведомственную площадь. Решение суда было в мою пользу. Я тут же отдаю "Главнефти" эти две комнаты и получаю одну большую, 24-метровую, которую Лизочка сразу после ареста Васи отдала "Главнефти". Так решился вопрос с площадью. Было мне в ту пору 23 года, и я была обязана стать опорой для мамы и папы, на которых обрушилось столько горя.