Фестиваль театр
Во французском Авиньоне завершился 66-й Международный театральный фестиваль. Свои новые спектакли в его программе представили известные режиссеры, которых принято относить к числу социально озабоченных радикалов,— немец Томас Остермайер и венгр Корнель Мундруцо. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Неписаное правило составления фестивальной программы гласит: в афише должны соседствовать любимцы и новички — публика всегда хочет и чего-то надежного, проверенного, и чего-нибудь свеженького, тем более что у каждого новичка есть шанс стать любимцем (точно так же, как у фаворита есть опасность разонравиться). Если прибавить к этому правилу авиньонский тренд представлять искусство не обязательно возвышенное, но непременно социально озабоченное, то два спектакля, о которых пойдет речь, почти идеально представляют лицо закончившегося фестиваля. Именитый немец Томас Остермайер — желанный участник Авиньона, венгерский режиссер Корнель Мундруцо — здешний дебютант, даром, что его имя уже хорошо известно тем, кто знаком с европейским фестивальным рынком. И оба показали спектакли радикальные и будоражащие зрительный зал.
Корнель Мундруцо, до недавних пор более известный как кинорежиссер, славен тем, что с чувствительными зрителями церемониться не любит. Его "Бесчестие" действительно начинается с надругательства над честью — в полуметре от первого ряда весьма натуралистично показано групповое изнасилование молодой женщины. В романе Нобелевского лауреата Джозефа Кутзее, по которому поставлен спектакль, сцена насилия над дочерью главного героя спрятана в повествовании. Но Мундруцо вообще использует любую возможность, чтобы сделать свой спектакль открыто физиологичным и дразняще неприятным для зрителя.
Роман Кутзее описывает южноафриканское общество после отмены апартеида: дочь бывшего университетского профессора, изгнанного со службы за связь со студенткой, изнасилована темнокожими — полноправными гражданами своей страны. Судя по всему, режиссера Мундруцо мало волнует реальность далекой африканской страны. Его беспокоит родная Венгрия, ситуация в которой, как и в соседних с ней странах, чем-то похожа на описанную Кутзее — старые нормы и уклады жизни отменены, новые все не вырабатываются, и немотивированная (а хоть бы и мотивированная) жестокость стала обыденностью. Насильники, изображающие африканцев, у Мундруцо просто напяливают на голову черные кудрявые парики — и становятся похожими на подгулявших весельчаков-люмпенов из того же будапештского предместья. А сцена совокупления профессора со студенткой сопровождается показом по телевизору одной из серий советского мультика "Ну, погоди", и в этот момент набитый всякой дрянью павильон-вагончик, в котором происходит действие спектакля, кажется вдруг до боли знакомым. Хотя в венгерском "Бесчестии" (спектакль представлен компанией "Протон Кино+Театр") домик, конечно, наделен не бытовым, а символическим значением — это ад на земле, пространство, из которого человеку не выбраться.
Другое дело, что все провокации Мундруцо кажутся умозрительными, то ли слишком рациональными, то ли, напротив, слишком сумбурными и навязчивыми. Его радикализм в конце концов выходит бессильным. Другое дело — Томас Остермайер и его спектакль "Враг народа" по пьесе Генрика Ибсена.
В том, что Остермайер и драматург Флориан Борхмайер переписали старую пьесу, перенеся действие в наши дни и решительно обновив язык, которым изъясняются герои, никакой новизны нет — Остермайер, которому по праву принадлежат лавры главного современного интерпретатора Ибсена, всегда так поступает с норвежским классиком. Правдолюбец доктор Стокман, курортный врач, обнаруживший и предавший огласке сведения о том, что минеральная вода, целебные свойства которой обеспечивают городку приток туристов, а значит — материальное благополучие, на самом деле отдыхающих не лечит, а калечит, в новом спектакле берлинского театра "Шаубюне" сильно помолодел (у оригинального Стокмана дочь учительница, у сегодняшнего — новорожденная) и превратился в музыканта местной рок-группы. Сильный молодой актер Штефан Штерн играет обычного парня, вовсе не собиравшегося быть борцом за правду, но просто не желающего врать — и одним этим ставящего себя в положение не просто неудобного скандалиста, но именно что "врага народа".
В России единственным знаменитым исполнителем роли Стокмана до сих пор остается Станиславский — и Штерн один раз словно посылает привет великому предшественнику, скрючив пальцы на отставленной в сторону руке, то есть воспроизведя жест основоположника МХТ, который подробно описан театроведами. Но в принципе спектакль не нуждается в отсылках к славному прошлому: противостояние Стокмана и его брата, прагматичного и в меру циничного мэра городка, будто рожденного в своем деловом костюме, смотрится весьма актуально. Томас Остермайер ничуть не жертвует богатством психологических полутонов, которыми насыщена пьеса одного из отцов "новой драмы", но конфликты и характеры в его спектакле столь убедительны, что социальная драма смотрится как хлесткий и лишенный иллюзий диспут на современную тему.
Эту хлесткость Остермайер доводит до высшего градуса кипения в сцене, когда Стокман выступает перед горожанами. Режиссер зажигает в зрительном зале свет, ассистенты выносят микрофоны — и желающим из публики предложено высказаться, оценить позиции политиков и самого Стокмана. В Авиньоне зал мгновенно зажегся и полчаса добровольно митинговал. Говорят, в Берлине было то же самое. Потом доктора все равно закидывают лопающимися пакетами с красками, а в финале он — как и положено не классическому, а сегодняшнему герою — глубоко задумывается о том, стоит ли лишаться всего ради правды. Наверное, поэтому радикализм Остермайера гораздо ближе публике, чем радикализм Мундруцо: если со спектакля второго зрители уходили, а многие из оставшихся в конце ругались, то "Врага народа" приветствовали единодушной овацией. На этом фестивале новичок любимца не победил.