В российский прокат вышел киноальманах "Гавана, я люблю тебя". Полюбить увиденное Лидии Масловой так и не удалось.
Коллекция туристических фильмов-альманахов, объединенных общим местом действия, пополнилась еще одним, по географии более экзотическим, чем "Париж, я люблю тебя", "Нью-Йорк, я люблю тебя" и "Москва, я люблю тебя",— это альманах "Семь дней в Гаване" (7 dias en La Habana), в наш прокат выходящий под унифицированным названием, тоже с объяснением в любви, которое в данном случае звучит несколько вымученно. Чтобы что-то полюбить, например город, надо хоть немного его узнать. Но от фильма не возникает ощущения, что снявшие его люди знают намного больше среднего европейца, что-то почитавшего, полиставшего путеводители или что-то слышавшего от друзей, отдохнувших на Кубе. И если в аналогичных сборниках Париж, Нью-Йорк или Москва все-таки становятся местом действия, живым организмом, то далекая загадочная Гавана по большей части остается абстракцией, суховатой или просто банальной главой из учебника географии, темой коллективной лекции в доме культуры о контрасте между жизнью туристов и гаванских аборигенов.
Сходство с лекцией подчеркивает и то, что у гаванского альманаха есть четкий структурный принцип — он разбит по дням недели на семь частей, написанных кубинским сценаристом Леонардо Падурой. Сняли их четыре известных автора и трое менее известных, однако выступивших ничуть не хуже, а иногда и получше признанных фестивальных завсегдатаев, из которых кое-кто откровенно снял свой сегмент, что называется, "на отвяжись". Это обычное явление для альманахов, несколько принудительно объединяющих режиссеров разного склада: кто-то вполне комфортно себя чувствует в рамках четко поставленной общей задачи и предписанной извне тематики, а кто-то в силу большего индивидуализма и амбиций пытается, пусть подсознательно, сопротивляться заданию, на которое он вроде бы и согласился добровольно, но своим личным, "родным" так и не почувствовал. (В этом смысле есть, конечно, авторы, которым жанр альманаха просто противопоказан, а есть и те, кто именно в его рамках способен по-настоящему расцвести.)
Первую, ознакомительную, понедельничную историю "Юма" срежиссировал Бенисио дель Торо. El yuma — это принятое у кубинцев прозвище американцев, один из которых, молодой актер (Джош Хатчерсон), приезжает в Гавану под предлогом посещения киношколы. В любопытных его глазах мерцает остап-бендеровский вопрос: "А как кривая проституции?", и после того, как у барной стойки перед ним проходит череда девушек, он выбирает сговорчивую американскую блондинку, а в финале убеждается в нелепой ошибочности этого малодушного выбора. К счастью, ошибка обошлась совсем недорого: чтобы откупиться, достаточно бейсболки с эмблемой Нью-Йорка. Вообще, то, что Гавана может быть при определенных обстоятельствах и опасным местом, фильм с туристической беспечностью игнорирует: это скорее реклама во всех отношениях приятного города, совмещенная местами с product placement популярного рома.
Во вторник в Гавану на кинофестиваль приезжает Эмир Кустурица и становится героем новеллы аргентинца Пабло Траперо "Джем-сейшен". Пройдясь по красной дорожке и получив почетный приз за вклад в киноискусство в виде какого-то сучка, маэстро наотрез отказывается ехать на официальный прием: "Я не хочу видеть энтузиастов кино" — и велит шоферу везти его куда глаза глядят. Шофер подгоняет для конспирации красную "шестерку" и доставляет высокого гостя на какой-то неформальный уличный концерт, и это только первое из многочисленных музыкальных и танцевальных включений в "Гаване", которые вскоре начинают утомлять однообразием. В общем-то многие участники альманаха выступают примерно как Эмир Кустурица, который так и не понял, зачем приезжал в Гавану на один день с пятью чемоданами. Самым пошлым образом вышел из ситуации Хулио Медем, в новелле "Искушение Сесилии" построивший любовный треугольник между местной ресторанной певичкой, ее бойфрендом-бейсболистом и испанским продюсером, который пытается соблазнить ее контрактом и лучшей жизнью, главным атрибутом которой, с высокомерной точки зрения Хулио Медема, является чистая ванная комната, недоступная многим несчастным кубинцам. Честнее всего обошелся с доставшимся ему четверговым куском "Дневник начинающего" израильский режиссер Элия Сулейман, сам сыгравший молчаливого туриста, который просто ходит по незнакомому городу и медитирует то на морские волны, то на статую Хемингуэя в баре, то на телеэкран в номере, где Фидель Кастро рассказывает про "варварский империализм". Заканчивается новелла длинными танцами, оставляющими ощущение, что режиссеры альманаха чувствуют некоторую растерянность и не знают, чем заполнить экранное время — примерно так же, как кубинцы особо ничем не стремятся занять время своей жизни: и климат, и менталитет населения не слишком располагают к напряженной трудовой деятельности. Есть, впрочем, на Острове свободы представители специфических профессий. Это, например, жрец из самой циничной в смысле полной бессодержательности новеллы — "Ритуала" Гаспара Ноэ, где в полумраке на какой-то девушке постепенно надрезают одежду, потом отрезают от нее куски, пока она не останется голой по пояс, после чего заводят в воду и совершают омовение.
Единственному кубинцу среди режиссеров фильма, Хуану Карлосу Табио, принадлежит самая осмысленная и содержательная новелла, субботняя "Горько-сладкая". В ней обнаруживается наконец работящая женщина-кондитер, попадающая почти в безвыходную ситуацию, когда во время работы над срочным заказом у нее вырубается электричество, да и с яйцами в это время в Гаване какие-то проблемы. К финалу кондитер неожиданно оказывается психологом-бихевиористом — еле успев испечь суперторт, она бежит на телешоу давать благостные психологические советы, что надо больше общаться с детьми, в то время как ее дочь (кстати, певичка из медемовской новеллы) не может до нее дозвониться. Бихевиористский торт предсказуемо всплывает в заключительной, воскресной части "Фонтан" Лорана Канте, где пожилой визионерке, видевшей Деву Марию, соседи улучшают по этому поводу жилищные условия и даже воздвигают в квартире статую с фонтаном. Статуя Богородицы тут предстает как апофеоз кубинского декоративно-прикладного искусства. Увенчиваются все эти трудовые успехи, как нетрудно догадаться, массовыми танцами. Однако, как это часто получается с плохо спланированным отпуском, из семи дней, проведенных в Гаване, далеко не все оказываются осмысленными и насыщенными не только с познавательной точки зрения, но хотя бы в плане самых незамысловатых курортных удовольствий.