London Eye
Наш лондонский резидент НИКИТА КОЛЕСНИКОВ посетил Олимпийский парк, где, как выяснилось, дозволено многое, о чем в самом городе и подумать страшно, и встретил там грустного человека, который считает, что тут, в Лондоне, к людям бы надо помягше, а на вопросы смотреть ширше.
Олимпийский парк залит светом, толпами взволнованных людей, ароматом только что распустившихся цветов и мяты. Люди распущенны и безмятежны.
Я сидел рядом с одноглазой фигурой олимпийского талисмана, когда мимо меня пронеслись двое. Один из них — полицейский. Классический полицейский — из тех, что ходят или стоят и смотрят на тебя с лицом законника, на котором так и читается: "Попробуй что-нибудь такое сделать... Я же вижу, что у тебя руки чешутся... Посмотришь, что будет".
Но сейчас этот констебль игриво хохотал. Его крепко держал под локоть неизвестный господин в малиновой футболке и тащил куда-то. Полицейский сопротивлялся, но скорее для вида и, смеясь, кричал: "Куда вы меня ведете, эй!" Господин, так же игриво смеясь, кричал ему: "А куда хочешь... За кулисы? В раздевалки? На вечеринку хочешь?"
Похоже, у господина был пропуск-вездеход. Стоявший рядом олимпийский секьюрити смотрел на это, как мне показалось, с явным удовольствием, даже ласково как-то, не забывая, впрочем, время от времени отводить взгляд от странной парочки. Взгляд при этом сразу становился таким строгим и пронизывающим, каким принято у людей именно этой специальности с головы до пяток прочесывать подозрительных простых граждан. В конце концов, именно для этого и был поставлен олимпийский секьюрити в Олимпийском парке, и про свою работу он не забывал, даже когда перед ним играли спектакль.
Господин в малиновой футболке затащил наконец упиравшегося слугу закона в одну из дверей напротив — в ту, за которой уже начиналась вечеринка. Видимо, полицейский захотел все-таки именно туда. "Хорошо, что хоть по раздевалкам и за кулисами оттянуться не захотел",— подумал я. Я уже понял, что вседозволенность тут полная, какую ни в Лондоне, ни в стране больше нигде не увидишь.
Вскоре рядом со мной уже сидел человек, оказавшийся белорусом. Это был настоящий простой белорус. Но это был грустный белорус.
Для нашего знакомства хватило взаимных одобрительных кивков. Он кивком спросил, можно ли присесть рядом, я точно так же кивнул, что не против. Сразу после этого он сказал:
— Человеческий фактор они не учитывают...
Я с ходу не понял, о чем это он и кто они.
— Вот поглядите, большинство этих,— он вскинул руку в направлении ближайшей группы товарищей в одинаковых полосатых майках, проходившей мимо нас,— сюда приехали просто потусоваться, на других посмотреть, себя показать... А настоящим болельщикам мест не хватает — билетов нет. И даже когда места есть, их не дают.
Я начинал понимать его.
Оказалось, что белорус не в первый раз на Олимпиаде, приехал в Лондон специально на стрельбу (но не только) и вместо удовольствия испытал на себе все прелести местной бюрократии, недостатки транспорта и равнодушие олимпийских администраторов. Услышав про стрелков, я вспомнил, что именно со стрельбы (с лучников, что ли?) эти проблемы с билетами и начались уже в самые первые дни Игр.
— Тащишься, тащишься сюда через весь город по этим пробкам, дотащишься наконец, а на второй тайм уже не пускают. А то, что ты, может, всю жизнь мечтал, как я, сюда попасть, всем все равно. То есть без участия как-то. В Пекине к людям получше относились...
— Это ж правила такие и англичане...— сказал я.— Они не немцы, конечно, но тоже привыкли жить строго по своим правилам.
— Да тут кругом эти правила,— признал безысходность белорус.— Вот у нас, бывало, сумку в поезде чужому человеку поставишь случайно на колени — и ничего. А тут на тебя, если что, так посмотрят!..
Мимо нас прошла одинокая девушка, завернутая в британский флаг.
Я не очень понимал, почему я должен защищать англичан перед белорусом, и скорее просто на автомате ответил ему:
— Зато вот они флаг чтут, и гимн, и королеву.
— Это да,— признал белорус.— А представляете, я видел тут этих — с Ямайки, когда они золото выиграли. Полтрибуны их... А они даже не встали под гимн. А мы встаем, и Россия вон как встает.
— А может, у них просто нет такого правила? — пошутил я.— Может, у них одно правило — бегом золото выигрывать?
— А у нас тоже золото,— не принял шутку белорус.— Вы че, женское ядро не смотрели, что ли?.. И Азаренка с Мирным... А я зачем сюда приехал?.. Мартынов нам самым первым золото настрелял.
Стрельбу Сергея Мартынова я не видел, каюсь, а вот женское ядро с их Надеждой Остапчук краем глаза смотрел.
— А китаянки-то слабы против вашей оказались,— решил поддержать я его патриотизм.— Не летит у них ядро... Даже до бронзы не летит.
— Китаянки... Китаянки пусть вон гимнастикой занимаются. Не их китаянское это дело — ядро.
— Но Китай же везде всех рвет. Золота больше, чем у Америки. И до ядра дорвется рано или поздно... Китай как СССР. СССР был первым в Сеуле, общая сборная бывшего СССР — первой в Барселоне в 1992-м, а теперь мы кто где, но все отстаем,— мне почему-то захотелось прощупать белоруса на просоветскую спортивную ностальгию.
Но его это вообще не волновало никак.
— На самом деле, если сложить все наши медали... У Казахстана вон уже шесть золотых, у нас с Украиной по три, у каких-то других тоже есть... То же самое и выйдет,— ответил белорус за всех нас, бывших.— Складывать надо! И никуда мы не отстали. Расслабьтесь.
Я расслабился.