Не часто, но бывает такое, что достопочтенный режиссер среднего возраста сходит с ума и ударяется в формализм: как правило, помутнение длится один-два фильма. Еще реже — в пределах математической погрешности — в результате такого творческого загула рождается нечто столь удивительное, как "Досье на 51-го". Мишель Девиль, хотя принадлежал к поколению "новой волны", экспериментами не баловался, а, напротив, снимал в 1960-х аккуратные комедии: сейчас его имя ассоциируется прежде всего с классической "Чтицей" (1988). И вдруг — "Досье". Сюрреалистический, почти абстрактный, почти "пустой" в смысле действия фильм о том, что, вслед за Максимилианом Волошиным, можно назвать "бредом разведок". Жанр обозначен в названии. "Досье" и есть досье на дипломата Доминика Офаля (Франсуа Мартире). Оперативные съемки — как правило, бессодержательные; снятые субъективной камерой беседы роющихся в его прошлом агентов под прикрытием с его близкими; протоколы совещаний; прослушки разговоров. Бюрократическая рутина, лишающая войны спецслужб любой романтики, зато придающая им не то что абсурдистское, но монументально-идиотское измерение. Так, на одном из этапов разработки Офаля требуется, как гласит служебная записка, "агент с садистскими наклонностями и навыками верховой езды": чистая поэзия, не правда ли? Офаль, делегированный Францией в некую международную организацию, оказывается под плотным "колпаком". Чьим "колпаком" — иностранной разведки или неких "сионских мудрецов", некой наднациональной, оккультной организации — непонятно, да и неважно, как неважна и цель слежки. Эта неопределенность как раз и гарантирует "Досье" вечную актуальность. Казалось бы, фильм, снятый в 1978 году по роману Жиля Перро, опубликованному в 1969-м, был давно обречен состариться. Хотя бы потому, что эволюция технических средств контроля должна сделать наивной на нынешний взгляд картину тотальной слежки за ни о чем не подозревающим человеком. Однако же и сейчас зритель в любой стране, наверное, увидит в этой слежке что-то родное и близкое. Хотя и политикой вечную молодость фильма не объяснить. Критика неправомерно сравнивала его с "1984" Джорджа Оруэлла. Ничего примитивно "антитоталитарного" в "Досье" нет: скорее это фильм о человеке, на которого взъелись боги. С момента начала разработки Офаль — уже не Офаль, а "N51", его жена — "N52", ну и так далее. Руководящий же состав тайной силы носит античные псевдонимы: Юпитер, Меркурий, Марс, Минерва. Впрочем, нельзя исключить и то, что это никакие не псевдонимы, а собственные имена богов, в ХХ веке устроившихся на секретную службу. Самого безумного из них сыграл великий театральный режиссер Роже Планшон. Его гривастый Эскулап переводит слежку из предполагаемого политического измерения в сексуальное, если не порнографическое. Забыт конфликт "объекта", скажем, с марокканским режимом. Гораздо важнее, что отец Офаля во время войны погубил любовника своей жены. Или то, что десять лет назад Офаль спал со студенткой-левачкой Сарой Робски (Анна Прюкналь). И даже не столько то, что спал: шпионов интересует, не находил ли он грудь Сары слишком маленькой, занимались ли они анальным сексом. Из собранных по крупицам сведений Эскулап, ударившись в отчаянную пародию на психоанализ, выводит латентный гомосексуализм "объекта". Зачем все это, умницы Перро и Планшон так и не объяснили, вовремя поставив в досье обыденно абсурдную и не подлежащую обжалованию точку смерти.
"Le dossier 51", 1978