Выставка старые мастера
В Музее личных коллекций ГМИИ имени Пушкина открылась роскошная выставка западноевропейской живописи из украинских музеев "Возвращение "Святого Луки"" — очередная в цикле "Под сенью дружных муз...", посвященном собраниям бывших союзных республик. Украинский акцент у великих итальянцев и малых голландцев из музеев Киева, Одессы, Львова, Житомира, Харькова, Полтавы, Чернигова, Донецка и Севастополя обнаружила АННА ТОЛСТОВА.
Давший название выставке и сюжет популярному советскому детективу, который, как выяснилось позднее, и правда был основан на реальных событиях, то есть на старательно замалчиваемой краже картины из ГМИИ имени Пушкина, приключившейся в 1965-м, вскоре после того, как министр культуры Фурцева заявила, что у нас, в отличие от дикого Запада, из музеев не воруют, многострадальный "Святой Лука" действительно вернулся в Москву. Равно как и его коллега, "Святой Матвей",— обе картины из Одесского музея западного и восточного искусства были опознаны как работы Франса Халса еще в середине прошлого века выдающимся эрмитажным знатоком северных школ Ириной Линник. Образы четырех евангелистов кисти Франса Халса купила для своего Эрмитажа Екатерина II, а при Александре I их — в составе целой партии картин на библейские сюжеты — отправили в Таврическую губернию для украшения католических церквей. Два евангелиста в итоге попали в Одесский музей как работы анонимного русского художника XIX века, два пропали и всплыли совсем недавно, "Святой Марк" — в Италии как произведение Луки Джордано, "Святой Иоанн" — на Sotheby`s в Лондоне, уже как Франс Халс, и его немедленно приобрел Музей Гетти. Похождения "Святого Луки" показывают, как много общего в истории российских и украинский музеев, но в то же время обозначают одно интересное различие.
Коллекции аристократов, заведшиеся на Украине, как и в России, в век Просвещения, коллекции просвещенного купечества, появившиеся столетием позже, национализация — в 1919-м и в 1939-м (на Западной Украине, вошедшей в состав СССР с благословения Риббентропа--Молотова), советское музейное строительство и межмузейные переделы, сталинский "Антиквариат" и распродажи музейных шедевров за границу, спешная эвакуация, грабежи в годы оккупации... Все это в той или иной степени пережили и музеи России, которые в части западного искусства, несомненно, богаче. Даже в ГМИИ имени Пушкина собрание европейских школ будет пожирнее, чем во всех музеях Украины вместе взятых, что уж и говорить об Эрмитаже, хотя, конечно, сравнивать императорские коллекции с магнатскими и шляхетскими несколько некорректно.
Если искать лишь раритеты и громкие имена, то на этой парадной выставке их не так уж и много: самое ценное принадлежит, за небольшим исключением, Киевскому музею искусств имени Богдана и Варвары Ханенко. Это, разумеется, угрюмый "Иоанн Предтеча" и большеглазая улыбающаяся "Богоматерь с младенцем" — две византийские иконы VI века, из числа древнейших, писанные еще восковыми красками и золотом, как фаюмские портреты, и обнаруженные в монастыре Святой Екатерины на Синае в конце XIX века. Расписной реликварий начала XIV века с "Тайной вечерей", "Молением о чаше" и "Распятием", приписывающийся Мастеру диптиха Польди-Пеццоли и выглядящий так, как будто Джоттову Капеллу Скровеньи вывернули наизнанку, уменьшили, закрасили небесный синий черным и наклеили на деревянный ларец. Суматошные "Похороны монаха" Алессандро Маньяско — парная, как считается, картина позднебарочного экспрессиониста из Генуи, "Монахи в хоре церкви", хранится в Дрезденской галерее. И прелестный эскиз Рубенса "Речное божество и две нимфы" — политическая аллегория, в которой, как и в эрмитажном "Союзе Земли и Воды", художник-дипломат выражает надежду на скорейшее снятие блокады устья Шельды премногоуважаемыми голландцами.
Впрочем, если смотреть на саму живопись, а не на этикетки с именами, здесь можно обнаружить множество подлинных сокровищ. Скажем, первостатейный "Портрет астронома" второстепенного венецианца Марко Базаити, проигравшего творческое соревнование отпрыскам Якопо Беллини. Вдохновенного "Юношу с маской" неизвестного живописца круга французского рембрандтиста Алексиса Гриму, который в этом портрете явно ближе к самому Рембрандту, чем к Гриму. Изысканный "Натюрморт с венчиком для шоколада" Хуана де Сурбарана, сына и ученика великого Франсиско де Сурбарана. Или роскошный диптих "Благовещенье" Маттиаса Стомера, работавшего на юге Италии голландского караваджиста: совершенно оперная сцена, где женоподобный, как певец-кастрат, архангел Гавриил, обнажающий античное в своем скульптурном совершенстве бедро, и задумчивая примадонна Мария тонут в потоках холодного слепящего света.
Обе части "Благовещенья", ныне хранящиеся в Житомирском областном краеведческом музее и атрибутированные Маттиасу Стомеру все той же Ириной Линник, происходят из одной сельской церкви в Украинском Полесье, где они до 1924 года служили обыкновенными иконами. Выставка, на добрую половину состоящая из полотен караваджистов всех мастей, заставляет думать, что на Украине это западноевропейское барокко смотрится куда органичнее, чем, допустим, в России. Речь не только об упитанной и щекастой "Святой Фекле" Франца Антона Маульперча из Львовской национальной галереи — ясно, что в Лемберге живопись Маульберча, австрийского Тьеполо, смотрится органично. Речь о караваджистах, легко прижившихся в украинских храмах, о портрете Станислава-Августа Понятовского Виже-Лебрен, в стиле которого появляется нечто "сарматское". Речь о том, что в Одессе и Франса Халса нетрудно принять за "анонимного русского художника XIX века", записав его в ученики Дмитро Левицкому или Володимиру Боровиковскому (лучшие русские живописцы XVIII века, как известно, родом из Малороссии), потому что на Украине воспринимаешь как само собой разумеющееся, что своя национальная школа по крайней мере одной ногой прочно стоит в Европе.