Фестиваль театр
В Авиньоне продолжается 66-й Festival d'Avignon, который соединяет в своей ежегодной программе обязанности главного национального театрального форума Франции с необходимостью дать зрителям возможность заглянуть в театры далеких стран. Из Авиньона — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
В числе десятков тысяч человек, приезжающих на Авиньонский фестиваль, на сей раз оказался и президент Франции Франсуа Олланд. Улицы в старом городе не перекрывали, дополнительные меры безопасности, во всяком случае видимые, не вводили. Хотя новый президент, в отличие от своего предшественника укрепляющий образ главы государства как тонкого ценителя и покровителя искусств, активно передвигался по городу и немало успел: посетил городской музей и дом Жана Вилара, поучаствовав таким образом в приуроченных к 100-летию основателя Авиньонского фестиваля торжествах, а вечером пошел на играющийся под открытым небом спектакль "Шесть персонажей в поисках автора" по пьесе Луиджи Пиранделло.
Этот спектакль и без того считался одним из главных в афише: на Авиньонском фестивале по традиции устраивают премьеры многих новинок, из которых в течение следующего сезона формируются репертуары французских театров. Разумеется, новая работа руководителя парижского национального театра "Ла Колин" и одного из самых известных режиссеров среднего поколения Стефана Брауншвайга была в центре внимания. Спектакль и впрямь вполне соответствует нуждам большой сцены и задачам приобщения жителей разных городов страны к серьезному искусству — знаменитую пьесу итальянского классика о парадоксах театра и запутанных взаимоотношениях вымысла и реальности сыграли (правильнее сказать, разыграли) громко, добросовестно и общедоступно, с деликатным применением видеопроекции и пониманием, что автор написал "Шесть персонажей..." о театре вообще, а значит, и о сегодняшнем театре в частности.
Пожалуй, единственной резкостью Стефана Брауншвайга оказался финал спектакля, когда в глубине сцены появился некто в маске самого Пиранделло и выстрелил в оставшегося на сцене режиссера вымышленной труппы, а огромная белая стена декорации с грохотом упала вперед. Все остальное время — за неимением иных развлечений — ваш обозреватель развлекал себя туманными мыслями о том, что вообще театр сегодня может предложить зрителю, кроме саморефлексии. Два конкретных ответа не замедлили появиться на следующий же день, их дали спектакли из Колумбии и Ливана.
Колумбийский театр "Мапа" показал в Авиньоне спектакль "Невинные святые", рассказывающий о традиционном празднике в небольшом городке этой страны. Местный праздник глубоко укоренен в религиозной традиции и связан с сюжетом об избиении младенцев в Вифлееме. Сцена в спектакле, поставленном Хайди и Рольфом Абдерхальден, действительно не просто напоминает, а буквально кричит о празднике: в глазах рябит от разноцветья воздушных шариков, украшений, игрушек, лент и прочей дешевой мишуры. Между тем на видеоэкране, висящем над всей этой пестротой, показывают ужасы современной колумбийской жизни, рассказывают о чудовищной коррупции и массовых убийствах, совершаемых время от времени в латиноамериканской стране. Актеры напрямую обращаются к публике, переодеваются, пляшут и поют в сопровождении живой музыки. Понятно, что зрителям, пришедшим на "Невинных святых", предложено изумиться и ужаснуться тому, как неутомимое жизнелюбие в нашем мире бывает перемешано с нескончаемым страданием. Театральные средства, с помощью которых устроен этот карнавал в присутствии смерти, конечно, наивны. И главное, что есть в спектакле театра "Мапа", это витальная сила людей на сцене, которая напрямую воздействует на зрительный зал.
В спектакле ливанцев Лины Санех и Раби Мруе "33 оборота и несколько секунд" людей на сцене нет вообще. Тот, кто мог бы сидеть за стоящим перед зрителями рабочим столом с компьютером, факсом, стоящим на зарядке телефоном, бумагами и раскрытыми книгам, только что, как мы понимаем, совершил самоубийство. Собственно говоря, весь спектакль зрители смотрят на экран, воспроизводящий монитор компьютера, где открытой осталась страница покойного в Facebook. Все события происходят на этой "фейсбучной" стене: там появляется сообщение о смерти человека, там же его френды и случайные прохожие начинают комментировать случившееся — односложно или развернуто, страстно или дежурно-сострадательно, кто-то постит видео и ссылки на другие источники информации о случившемся, кто-то просто лайкает чужие комменты и идет дальше своей дорогой.
Ливанская сегодняшняя реальность и эхо недавних потрясений арабского мира (которые многие, как известно, называют революциями социальных сетей) тоже слышатся в спектакле: на стене активно обсуждают, связано ли было самоубийство с политическими событиями, до тех пор пока кто-то из посвященных не размещает предсмертное письмо, из которого понятно, что самоубийца ушел из жизни, так сказать, по экзистенциальным мотивам личного характера. Но сильное воздействие спектакля связано все-таки не с локальной ливанской спецификой и не с конкретным печальным событием (в основу проекта положена судьба реального человека), а с осознанием новой реальности: происходящее с соцсетями заставляет каждого из нас заново осмыслить, что такое наше присутствие в мире и как оформится наше отсутствие в нем.