Выставка фотография
Бессменный фоторедактор "Огонька" с 1965 по 1990 год, математик по образованию и хамелеон по творческому почерку, Дмитрий Бальтерманц оставил после себя наследие столь разнообразное, что от небольшой ретроспективы рябит в глазах. Отделить существенное от наносного в работах приближенного к телам генсеков репортера попытался ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Бальтерманц родился в Варшаве в 1912 году, три года спустя переехал с семьей в Москву. После революции жилось несладко, тем более что родители будущего фотографа были из "бывших": отец — офицер царской армии, отчим — адвокат. В 1939 году Бальтерманц заканчивает механико-математический факультет МГУ и едет по заданию "Известий" снимать присоединение своей исторической родины к СССР после пакта Молотова--Риббентропа. Газетчики в восторге от снимков неофита, и Бальтерманц становится профессионалом, проходит с камерой всю войну и чуть не погибает из-за ошибки редактора, перепутавшего на одном из снимков технику союзников с немецкой. Бальтерманца, к тому времени получившего чин капитана, ссылают рядовым в штрафной батальон, откуда он попадает с тяжелейшим ранением в госпиталь.
Об инциденте с подписью органы забывают, но найти работу по специальности еврею в разгар кампании против космополитов непросто. Тем не менее Бальтерманц попадает в "Огонек" и стремительно шагает вверх по карьерной лестнице. Он снимает Сталина и окружение на официальных мероприятиях, поставляет на обложки и вклейки журнала сладкие снимки с детьми, рабочими и учеными. Бальтерманц становится крупнейшим профессионалом даже не фотографии, а театра: вместо грима на счастливых пухлых лицах — ретушь, позы выверены до миллиметра, ни одна пылинка не мешает идеальной картинке. Такое ощущение, что Бальтерманц приказал себе выжить после штрафбата и больницы. После того как находишься на грани жизни и смерти, картинки, наверное, представляются делом легким, а вопрос правды и ответственности за пропагандистское приукрашивание действительности — несущественным. Настоящим шедевром искусства мизансцены становится фотография "Объявление о смерти Иосифа Сталина. Завод "Динамо"". Рабочие у радиоприемника погружены в себя, их лица выражают сдержанную и оттого глубокую скорбь. Легко представить себе, сколько режиссерского искусства вложено в расстановку "динамовцев": перед нами не толпа, но актеры в немой сцене "Ревизора".
С наступлением оттепели оказывается, что у Бальтерманца в запасе много работ, не прошедших военную цензуру. На выставке "Что есть человек?" 1964 года, организованной в Европе бывшим солдатом вермахта Карлом Павеком, показывают снимок Бальтерманца "Горе", сделанный в 1942 году под Керчью. На фоне черных туч женщины ищут среди трупов своих близких. Снимок принес Бальтерманцу мировую известность. Со временем в официальной печати появляются и другие фотографии, еще страшнее. Мертвый солдат лежит поперек дороги "на подступах к Москве". Женщины и дети копают оборонительную траншею в Подмосковье — мрачный, безвоздушный снимок. Боевые действия Бальтерманц снимал с другим настроением. "Ночную танковую атаку под Курском" можно счесть абстрактным экспрессионизмом: яркие дуги противотанковых ракет на фоне черного неба, едва различимые в дыму силуэты танков. Ни грамма сентиментальности в этой и других ночных фотографиях нет, это почти формалистические упражнения, которые и сейчас смотрятся достаточно радикально.
Но и в мирное время Бальтерманц снимал неподцензурные шедевры один за другим. Вот на площади Маяковского, ныне Триумфальной, расставляют три фанерных макета памятника поэту, чтобы прикинуть, куда ставить оригинал. Привет поп-арту, Энди Уорхолу и идее серийности изображения. Вот смазанный силуэт Константина Устиновича Черненко плывет вдоль стола с яствами на первом приеме в честь его назначения генеральным секретарем ЦК КПСС. Черненко похож на привидение, Бальтерманц будто знал, что он долго на посту не протянет. Место этого фотографа в истории сравнимо с положением Прокопия Кесарийского, придворного историка византийского императора Юстиниана, который одной рукой создавал официальную летопись, а другой клеймил разврат и разложение аристократии во главе со своим непосредственным начальником. Ретроспективу Бальтерманца следует рекомендовать в качестве школьного учебника. Осталось только правильно расставить акценты и написать внятные объяснения, а не вываливать наследие одной кучей, как это сделали в МАММ.